Шрифт:
— Откуда ты узнал про эту траву? — спросила Юля.
Ткаченко со смаком громко затянулся, чуть дернулся, глотая обжигающе горячий чай, и довольно улыбнулся.
— Палыч на занятиях говорил. — Он отломил добрую треть шоколадки и отправил ее в рот. — У нас был курс молодого бойца: «Как выжить в тайге без еды».
Юля хмыкнула. Нашлись бойцы! Чуть что — сразу в панику впадают.
Брать у Петро кружку с рукавом куртки было неудобно. Она достала из кармана платок, перехватила кружку, поднесла к губам. Так получилось, что отпила она в том месте, где перед этим пил Петро, словно поцеловалась с ним. Или он нарочно так отдал ей кружку?
От смущения Юля не сразу почувствовала вкус. Чай был жидковат, с еле уловимой сладковатой ноткой. Горячая волна приятно смыла шоколад с языка, прогрела желудок. Правда, что ли, силы придает?
— Как ты думаешь, что там делают наши?
Юля блаженно щурилась на солнце. С каждым шагом лес все больше и больше оживал. Стали чаще встречаться цветы — веселые желтые цветочки курильского чая, желтые маки, голубые незабудки, колокольчики, опять же…
— Чего тут думать? — Ткаченко перехватил у Юли кружку. — Ругаются!
Петро оказался прав. Обнаружив, что Юля ушла с Ткаченко, Инвер страшно разозлился. Он сам хотел пойти с Бочарниковой. Или — вообще вместо нее. Всю ночь не спал, прислушивался к разговорам в палатке девчонок — Федина вернулась, и теперь под оранжевым тентом опять стало тесно, там долго не спали, вяло переругивались. Девчонки говорили обо всем, но только не о завтрашней вылазке. Харина, еще недавно возмущавшаяся очередной бредовой идеей подруги, почему-то замолчала, и Мустафаев в тайне понадеялся, что от плана отказались. Что утром Палыч сам решит, что делать. И, скорее всего, никто никуда не пойдет. А если уж и пойдут, то явно не Юлька. Нечего этой городской по лесу шастать, тайга не любит новичков. Она останется в лагере. Это пускай Ткаченко ломает ноги на камнях.
Но они ушли вдвоем, Инвер даже не заметил, как они договорились, и теперь вымещал на окружающих свое раздражение. Особенно досталось оставшейся одной Ирке.
— Ну, чего сидишь! Иди за дровами! — налетал он на нее. — Ты чего принесла? — кричал он, стоило Ире вернуться. — Не можешь дров собрать, хоть за водой сходи! Чего набрала? — орал он, когда Ира только еще шла от реки. — Не видишь, котелок грязный, чаинки плавают. — И вода с шумом вылилась в ближайшие кусты.
— Дурак ты, и шутки у тебя дурацкие! — Сережка вырвал у Мустафаева из рук котелок и сам пошел к реке.
Расстроенная Ирка шмыгнула носом, забралась в палатку и решила не выходить оттуда до возвращения Бочарниковой. Ну, или хотя бы до завтрака.
Олег Павлович выбрался из палатки на солнышко, тяжело вздохнул, оглядывая разоренный лагерь — миски и кружки со вчерашнего дня валялись вокруг костра вперемежку с пустыми консервными банками, пакетом из-под риса, не убранными на ночь сухарями. Ночные алтайские жители нашли чем здесь поживиться.
— Их надо вернуть! — Инвер сел рядом с руководителем, отпихнул подвернувшийся под ногу сухарь. — Пустите меня, догоню в два счета.
— В два счета не надо, — покачал головой Олег Павлович. — Завтракай, ищи себе пару и поднимайся на перевал. Там должна появиться сотовая связь.
— Позвоним, чтобы они вернулись? — с готовностью закивал Инвер.
Олег Павлович снова поморщился, похлопал себя по карманам, словно искал что-то.
— Если они дойдут до Чибита, то телефоны у них заработают только вечером. А если не дойдут, то будем искать их завтра. Сейчас они вне зоны доступа.
— Я догоню, — подался вперед Мустафаев.
— Нет. Завтракай, иди на перевал. — Олег Павлович поддел палочкой открытую консервную банку и пододвинул ее ближе к огню. — Зарядка в твоем телефоне есть? — Инвер закивал, вспоминая, где сейчас может лежать его мобильник. Что бы ни говорил Палыч, первый звонок он все равно собирался сделать Ткаченко. Он его достанет и без связи…
— Не ловит, — Петро протер экран сотового телефона, надеясь убрать сообщение «Поиск сети». В ответ мобильный выдал сообщение, что аккумулятор почти сел. Это было плохо. К вечеру сотовый сдохнет.
Юля спрятала обертку от шоколадки в рюкзак. Ее телефон тоже молчал, и она его благоразумно выключила. Зарядку надо было беречь.
Ткаченко подтянул к себе кроссовки, с тоской заглянул в их черное нутро.
— Держи! — Юля уже вскинула рюкзак на плечи, поэтому получилось, что носки она отдала по ходу, между делом, как само собой разумеющееся.
— О! Хорошая вещь! — Петро повертел в руках подношение. — Мишка такие в первый вечер на костре сжег. Типа, сушил. — Он не стал ни отказываться для приличия, ни выделываться, а по-деловому сразу натянул их на ноги, втиснулся в кроссовки. И только потом, как бы вспомнив о чем-то, добавил: — Спасибо.