Петро как раз поднимался с земли.

— Да идите вы! — устало бросил он и побрел к палатке.

Утро пришло с треньканьем, бреньканьем и птичьими перекличками. Солнце с удивлением заглянуло под кедры и обнаружило там три палатки. Одна, со скособоченным зеленым тентом, застыла в неудобной позе, размышляя, падать ей сейчас или еще немного подождать. Вторая, белая, посерела от утренней влаги. Ветка склонилась над третьим, оранжевым, тентом, по хвоинкам сбегала редкая капля, падала вниз, с настойчивостью дятла отбивая свой неспешный ритм.

Ирка снова заняла полпалатки, заставив Юлю и Лебедеву забиться в углы. Оля спала, свернувшись калачиком, блаженно запрокинув голову.

Бочарникова смотрела, как тент наливается краснотой, как с веселым щелканьем падают на него длинные хвоинки. С внешней стороны палатки полз жук. Он деловито переставлял ножки, ощупывая дорогу усиками. Перебравшись через шов, жук исчез. Зазвенел, зачувыркал зяблик. Что-то ухнуло, и в наступившей тишине полила свою песню пеночка. Закряхтели верхушки деревьев. Юля легко представила, как все это выглядит снаружи — и палатки, и кедры, освещенные ранним солнцем, и капельки вчерашнего дождя на кончиках листьев, и ясные, чистые вершины гор, и сладковатый воздух, от которого поначалу кружилась голова. Такое праздничное, такое отмытое, такое готовое жить и радоваться утро. И среди всей этой красоты, у подножия гор, около кедров, под перекличку зябликов и пеночек, в Юлиной душе рождалась тяжелая тоска.

Все неправильно. И этот поход, и этот насупленный Петька, которого почему-то все зовут Петро, и вчерашний дождь, и сегодняшнее тепло, и пропавший конверт. События требовали разъяснений. И Юля никак не могла понять, с чего начать.

Лежать было неудобно. Под спину попалась то ли кочка, то ли сучок. Юля всю ночь изгибалась вокруг него, и все равно в лопатку что-то упиралось. Дальше продолжать эти мучения не хотелось, надо было вставать. На утреннем солнце просушить штаны, попробовать постирать футболку. Она, конечно, не такая грязная, но и не такая чистая. Переложить вещи в рюкзаке. Привести в порядок ботинки.

Размышления об этом немного разогнали грустные мысли. Юля выбралась из палатки, сходила к речке умыться, отдраила оставшиеся со вчерашнего вечера грязные котелки, набрала воды, сполоснула свою миску, Иркину, Ткаченко. Низачем. Петькина миска просто попалась под руку. Постирала футболку, отчистила ботинки, выставила их на солнце. Повертела в руках перепачканные в земле после вчерашнего перехода штаны и решила, что сначала она их высушит, грязь можно будет потом оттереть.

Бочарникова настолько увлеклась хозяйственными делами, что не сразу заметила на себе внимательный взгляд. Пара темных недовольно сощуренных глаз уже некоторое время следили за ней: какая была взята миска, что сделали с котелками, что стирали. И только когда, достав из косметички зубную щетку и пасту, Юля опять пошла к ручью, Настя не выдержала.

— Зря стараешься! — высунулась она из палатки. — Он на тебя внимания не обратит!

— Это ты взяла мой дневник? — Юля не повернулась. Она стояла на вытоптанной за вчерашний вечер тропинке и только крепче сжимала в кулаке футляр со щеткой, чувствуя, как острый край впивается в ладонь.

— И без твоего дневника все понятно! — выкрикнула Настя. — Зачем еще можно было пойти в этот поход, если не из-за Петечки?

Юля вспыхнула, но сдержалась. Досчитав до семи, медленно повернулась.

— Странное утверждение. — Она следила, чтобы голос ее не дрожал. — Ты так говоришь, как будто сама только из-за него в поход и пошла!

— Больно надо! — Федина и бровью не повела. — Я его сто лет знаю. А вот ты за каким чертом здесь оказалась?

— Захотелось.

Настя вылезла из палатки и теперь стояла перед Юлей в гламурненьких розовых спортивных штанах, свитере и розовых шерстяных носках. Круто! Раньше Юля думала, что в поход стоит брать только темные вещи, а тут вдруг такой праздник цвета.

— Олег Павлович приглашал всех желающих, — с вызовом произнесла Юля и отвела глаза. Нет, зрительную дуэль она никогда у Фединой не выиграет, слишком жесткий у Насти взгляд.

— Ну и как там, звездочки на ладони от вранья не появляются? — хмыкнула Настя. — Или это только на воровство?

— Отдай конверт!

— Ага, у нас уже целый конверт пропал! — Настя походкой хищницы обошла Бочарникову. Та упрямо смотрела себе под ноги, что особенно бесило Федину. Она бы сейчас предпочла хорошую ссору глухой обиде. — Что же ты там хранила? Письма с признаниями в любви?

— Нет! — Юля переложила щетку в другую руку, вытерла вспотевшую ладошку о штаны. — Это моя вещь, и я хочу, чтобы она ко мне вернулась!

— Тоже надо будет поискать, интересно, что ты там прячешь. — Федина сузила глаза, пытаясь лазером своего взгляда распилить Бочарникову пополам. — А Петюню не трогай. Он у нас травмирован морально.

— Вы на него шкаф презрения уронили? — Юля непроизвольно нашла глазами косую палатку с зеленым тентом.

— А ты у него сама спроси. Глядишь, он тебе что и расскажет…