— Ни в жисть бы не подумал о таком! — говорил старший из промывальщиков, осторожно стряхивая лоток над жестяной папиросной коробкой. — Сколько на Алдане ни работал, а столь бешеного золота не встречалось!

Азарт заражает. Они забыли о времени, об усталости, о еде. Короткая летняя ночь растворилась в ранних лучах зари, наступило утро, а они все еще собирали золотины. Наконец, когда коробка наполнилась золотыми самородками до краев, а взошедшее солнце пригрело землю, Раковский опомнился:

— Хватит, ребята! Айда спать! Всю щетку промыли насквозь. Если что и осталось, то какие-нибудь пустяки, потом домоем. Шабаш!

Люди с трудом разгибали закостеневшие от холода и работы спины и вылезали из воды на еще покрытую росой береговую гальку. Через несколько минут запылал жаркий костер, на котором они просушили мокрую одежду, а заодно и намытое золото.

(Впоследствии на обнаруженном Раковским месторождении вырос прииск Юбилейный. Это название было дано Раковским в связи с памятной для Колымской экспедиции датой — годовщиной ее отплытия из Владивостока, днем, который можно считать началом открытия Золотой Колымы.)

В тот же день Раковский убедился, что власть золота со старых времен не ослабла. После того как они с трудом заставили себя подняться к полудню, один из рабочих знаком отозвал его в кусты от палатки.

— Слушай, Сергей Дмитрич, — сказал он шепотом, — что я тебе скажу. Что думаешь делать теперь с Утиной-то?

— Как что? Пойдем опробовать долину выше, пока не дойдем до верхнего края россыпи.

— Да не, я же не о том говорю. Скажешь ли начальнику о нашей находке?

Раковский посмотрел на него с удивлением:

— Да ты в своем ли уме, парень? Как же иначе, конечно, скажу!

— А ты не сказывай, — зашептал рабочий. — Пока не сказывай, сразу-то! Осенью Билибин с Цареградским поедут отсюда, а мы с тобой останемся. Артель хорошую сколотим. Постараемся. На всю жисть за одну зиму-лето заработаем. Дело говорю. Слухай меня!

— Слухай, слухай! — рассердился Раковский. — Ты, видно, совсем спятил, что мне такое предлагаешь! Если захочешь остаться, оставайся! Вон артель на Среднекане работает. Старайся с ними, а о таких секретах и не помышляй! Ишь что надумал! Нам доверили, а ты на обман сговариваешь!

— Да нет, я что ж, — струсил рабочий. — Коли не хочешь, как хочешь. Воля твоя. Я могу, конечно, и так постараться. На Среднекане. Только жаль бросать. Уж больно золотишко богатое. Государству-то оно вроде бы и ничто, а рабочему человеку очень даже пригодится.

— Ну, в общем, хватит разговоров! — отвечал Раковский. — Иди кашу варить, да впредь советую о таких думах помалкивать.

— Ты начальнику-то не скажешь?

— Иди, иди, не скажу, черт с тобой! Ты ничего не говорил, я ничего не слышал. Ступай!

На этом инцидент был исчерпан. Единственный случай рецидива старой золотарской психологии стал известен только Цареградскому.

— Ты Юрию Александровичу об этом, пожалуйста, не рассказывай, — попросил Раковский. — Он человек строгий и горячий. Накажет дурака, а чем он виноват, что из старых привычек еще не выжнет? Ведь он в самом то деле не воровать собирался, а добывать своими руками хотел. Золото у него в мозгах с самых ранних лет сидит. Вот он и соблазнился. На минутку!

— Нет, не скажу! — улыбнулся Цареградский и дружески положил руку на плечо собеседника. — А что же вы после этой гребенки делали?

— Проследили россыпь еще на несколько километров выше по реке. Потом вижу: время возвращаться в Среднекан к назначенному сроку. Уложились — и обратно. А тут ни Билибина, ни тебя. Ну и стал лагерем.

Через два дня возвратился из своей поездки по Бахапче Билибин. Он нашел в устье Утиной затеску на дереве и шифрованную записку Раковского о найденной россыпи и поторопился приехать. Его плавание на кунгасе по Малтану и Бахапче также было в смысле золота бесплодным. Таким образом, обе эти больших реки, как и Буюнда, оказались незолотоносными. Однако пробы, взятые промывальщиком Билибина ниже по Колыме, начиная от устья Бахапчи, кое-где содержали небольшие значки золота. Это давало некоторые основания протягивать зону золотоносности куда-то и выше устья Бахапчи.

(Поиски дальнейших лет выявили, что граница этой зоны находится на много сот километров западнее района, охваченного исследованиями 1-й Колымской экспедиции. При этом, как стало ясно уже на Среднекане, золотоносность не является сплошной, а подчиняется очень сложному сочетанию еще не всегда выявленных закономерностей, участки с богатыми коренными месторождениями и громадными россыпями чередуются с обширными бесплодными районами.)

Теперь, когда почти вся экспедиция опять была в сборе (отсутствовал лишь Бертин, который был занят опробованием верховьев Среднекана), можно было разработать новые планы на оставшуюся часть лета.