Сегодня меняются взгляды на проблемы национальной безопасности не только патриотически-настроенных специалистов министерств и ведомств, включая российских учёных из системы закрытого ВПК с их оправданным интересом к реализации международных коммерческих проектов, но и сотрудников ФСБ России и других правоохранительных структур. Среди них «шпионские» и «лжешпионские» – лишь одна из актуальных коллизий.

Ситуация в России, в сравнении с большинством соседних европейских и азиатских стран, более чем «странная». С позиции житейского здравого смысла многие решения российского правительства вызывают недоумение.

В «низах» и в «верхах» растёт оппозиция.

Всё это, по мнению автора, отражается на национальной психологии (что, как и где зреет смута) и имеет свой «защитный аспект». При переходе к новым стратегиям политического, экономического и военного развития следует полнее учитывать появление принципиально новых видов оружия и военной техники, включая и новейшее биологическое оружие для расовых войн скорого будущего.

В более широком контексте можно говорить о наличии не только правовых, но и деликатных этических проблем национальной безопасности (общества, государства и отдельной личности) в мире «безумных идей».

Яркие или дерзкие идеи, например, на темы разработки и применения разнообразного новейшего оружия, вызывают интерес не только у экспертов по обеспечению национальной безопасности России и влиятельных дальновидных политиков страны, но и высокочувствительных людей, поддающихся впечатлительному идеологическому воздействию. Засекреченность же такого оружия всегда имеет свои временные рамки. Также в обществе есть немало неудовлетворённых жизнью людей, склонных уже завтра найти себе единомышленников и создать новую тайную тоталитарную секту или ультрарадикальную политическую партию.

Многие важные идеи «ненормальных» в ходе тайных или гласных жизненных размышлений прямо сводятся к обретению ими власти, в том числе путём участия в масштабном терроризме.

На стыке политики, национальной безопасности и психиатрии рождаются разные вопросы.

Что означает признать кого-то из разгадывающих тайны жизни и эволюции общества ненормальным?

Как возникают сами этические или правовые нормы и психологические патологии?

Кто и по какому принципу устанавливает границы между тем и другим, вводя в известных случаях ограничения на доступ человека к опасным тайнам нашей жизни?

Почему это разграничение всегда носит деликатный характер и часто осуществляется от имени науки или интуиции лидера (гуру и др. ) и в какой мере оно действительно носит характер конечной истины?

Лично передо мной такие непростые вопросы иногда ставила как прошлая секретная научно-исследовательская деятельность, так и сама непростая жизнь в закрытом советском ВПК.

Для начала обратимся к интересным размышлениям известного французского психиатра Мишеля Фуко «Ненормальные», недавно изданной в России [93].

В поисках ответов на такие вопросы Фуко вынужден терпеливо распутывать тесно переплетённые между собой юридические, медицинские и политического аспекты функционирования власти в обществе или социальной группы цивилизованной Европы.

По мнению Фуко, до XVIII века главным инструментом власти было простое исключение, преследование или постепенное отторжение индивидов (особенно со странностями), не отвечавших некоторому общезначимому образцу поведения. На рубеже XVIII-XIX веков формируется новый, гораздо изощрённый механизм власти, основанный не на отторжении непокорных или непредсказуемых людей, а на активном вовлечении их в сферу властного контроля, в том числе с использованием специальных служб безопасности. Если ранее было характерно представление о потенциальном преступнике как о чудовище, поведение которого нельзя объяснить и подлежащем приговору смерти или изоляции в тюрьме, то позднее кроме права в этот контрольный процесс вовлекается психиатрия. Фактический или потенциальный преступник может рассматриваться как «ненормальный индивид», чьи отклонения от нормы подлежать научному объяснению, а затем и коррекции с помощью особых, специально разработанных приёмов.

Ненормальный опасный человек подлежит не столько неприятному и мучительному наказанию, сколько экспертному обследованию и последующему исправлению в процессе изоляции от общества, лечения и многообразному дисциплинарному воспитанию. В этом процессе отработки механизмов власти образ любого монстра (кроме редких исключений) вытесняется образом ненормального человека, который хотя и может жить где-то рядом, но не может участвовать в тайных и деликатных технологиях власти.

При этом, отмечает Фуко, власть меняет свой внешней облик перед общественностью, перестает быть силой, действующей прямо и грубо, превращается в осторожное, вкрадчивое присутствие, пронизывающее самые интимные сферы частной жизни, в том числе и интимно деловой или сексуальной. Этот сформировавшийся сегодня незаметный социальный контроль, не имеющий чёткого источника по его исполнению, но проникающий повсюду и эффективно поддерживающий определённый общественный уклад.

В чисто психиатрическом плане Мишель Фуко почти вне конкуренции.

Во-первых, методики психиатрической диагностики власти почти безупречны и диагноз «ненормальный» стал неотъемлемой частью многих судебных расследований. Однако слабым звеном в такой диагностике является почти обязательное вовлечение самого психиатра в систему господствующей власти.

С другой стороны, неоднозначность этого процесса диагностики со стороны учёных медиков предопределяется всегда имеющейся борьбой различных научных школ. Так, для одних сегодня психоаналитик 3. Фрейд кумир и «отмычка» на пути к истине, а для других – «устаревшая психиатрическая школа».