— И возникает вопрос — на чем передвигались наши предки, что обгоняли корабли?

— На чем? — переспросила заинтригованная Катарина. Хассиян потянулся к ее губам, ласково поцеловал и прошептал:

— На драконах!

И он вновь повел ее за собой. Вниз по лестнице, что шла по кругу всего храма, словно лиана обвивая его. Когда они вступили на черный камень, устилающий пол, огонь вспыхнул ярче. Катарина испуганно вскрикнула, но Ян лишь сжал ее ладонь, и повел дальше. Туда, где в центральной чаше бесшумно пылало яркое синее пламя.

— Хорошо, — Кати постаралась успокоиться, — и что же вы желали мне поведать о драконах?

Он продолжал молча вести ее к огню, но только дойдя, Кати увидела широкую постель, покрытую чешуйчатой шкурой. Кожа древнего ящера была черной, чуть мерцающей и совершенно матовой.

— О, Пресветлый… — прошептала испуганная девушка.

Руки Хассияна легли на ее плечи, мягко провели вниз, дойдя до дрожащих ладоней и снова вверх, чтобы начать осторожно расшнуровывать ее платье.

— Что вы делаете?

— Расслабься, — прошептал он склонившись к ее шее и нежно покусывая сладкую кожу, — и доверься мне, Катарина. Я не прошу о многом, просто доверься.

Он осторожно потянул расшнурованное плате вниз, оголяя ее плечи и грудь, а Кати дрожала всем телом, не ведая чего можно ожидать от всей этой ситуации.

— Доверься мне, Кати, — его поцелуи спустились на спину, а платье Ян продолжал стягивать.

— И все же, — она прикрыла обнажившуюся грудь руками, — что же вы собираетесь сделать?

— Я? — он тихо рассмеялся. — Я собираюсь выпустить зверя, Катарина. И показать его тебе.

Девушка вздрогнула.

— Тебе холодно? — он развернул ее, вгляделся в побледневшее лицо.

А Катарина вдруг вспомнила другой храм, в котором горел теплый огонь свечей, и слова другого мужчины «Я согрею тебя, моя Катарина».

— Нет, — простонала девушка, — не надо… Давайте уйдем отсюда, я…

Ян стянул ее платье. Молча и решительно снял и нижнее белье и нижние юбки. И едва Катарина осталась совершенно обнаженной, подхватил на руки и отнес к ложу, покрытому несомненно шкурой дракона.

— Посмотри на меня, — потребовал император, нависая над перепуганной девушкой, — просто смотри на меня. Это я! Я никогда не причиню тебе вред. Я не сделаю тебе больно. И я буду с тобой, всегда, Катарина. А то, что произойдет сейчас это высшая степень моего доверия к тебе, это дар моей любви… Доверься мне.

Но Катарина дрожала, несмотря даже на то, что шкура дракона оказалась на удивление теплой и мягкой, и все же…

— Так не пойдет, — Ян склонил голову к плечу, — так совсем никуда не годиться. Ты боишься, а это неправильно, Кати.

— Отпустите меня! — она едва дышала. — Если вы так желаете соития, моя спальня всегда открыта для вас, но…

В черных глазах мелькнуло лукавое выражение. Чуть склонив голову набок, Ян загадочно прошептал:

— Спорим, пройдет совсем немного времени, и ты будешь умолять не останавливаться. Более того, ты будешь умолять войти в тебя… как можно глубже и двигаться все стремительнее. Ты будешь просить меня об это, милая.

— Я?! — Катарина покраснела под его многозначительным взглядом. — Я никогда не буду!

— Никогда не говори никогда, — он склонился к ее груди, мягко обвел языком, и добавил, — особенно, когда дело касается любви.

И вот тут Кати не выдержала. Резко оттолкнув от себя Хассияна, девушка вскочила.

— Знаете что! — крик разнесся по пещере, отдаваясь глухим эхом. — С меня хватит! Я…

Ян просто расхохотался. Его смех в этом храме, казался кощунственным и в то же время властным и самоуверенным. Но отсмеявшись, он не менее весело ответил:

— Знаю, Кати, знаю. Знаю даже то, чего ты еще не ведаешь, — и проникновенным шепотом добавил, — тебе понравится…

В следующее мгновение Ян поймал попытавшуюся сбежать Катарину, подхватил на руки и вновь уложил на ложе, и не успела Кати даже предпринять еще попытку к бегству, как сильные руки властно легли на ее бедра, раздвигая и открывая доступ к наиболее уязвимой части ее тела.

— Так вот что я знаю, — к ее удивлению Ян не стремился немедленно наброситься, и не смотря на то, что держал ее крепко, начал осторожно целовать вздрагивающий животик, — я точно знаю, — завораживающим, чуть рокочущим голосом произнес он, — что ты меня желаешь, Кати.