Брезентовый пол кое-где не доставал до земли — его держали опорные шесты, и под ним поднялась такая возня, что он зашевелился. Пока мы бегали за сачками и длинными деревянными пинцетами, началось великое бегство. Мерзкие черные твари покидали свое убежище не поодиночке и не попарно, а взводами и эскадронами, и все с невероятной скоростью мчались прямехонько в нашу палатку, где и исчезали, словно призраки, поглощенные тенями.

Должен сказать, что палатка была сделана по особому заказу. Пол был пришит к стенкам по всему периметру — операция, которая, по-моему, была знакома если не самому первому, то хотя бы второму в истории человечества конструктору палаток: ведь это единственный способ предох­ранить ее от проникновения сырости. Наша палатка типа «скваттер» состояла фактически из двух палаток, одна в

другой, и «крылья» наружного тента были распялены н горизонтальных шестах таким образом, что по бокам образо­валось нечто вроде крытых галерей, где можно было хранить в сухости разные припасы и оборудование. На этот раз галереи были забиты ящиками с провиантом, мешками с ловушками, ружьями и прочими нужными вещами.

Негодные твари забились под ящики, в ящики и во все свободные промежутки, прежде чем мы успели организовать на них облаву. Дело в том, что скорпион — существо почти без третьего измерения, настолько он сплющен. Я знаю только одно еще более плоское существо, но речь о нем пойдет позже. У него, кажется, есть только длина и ширина и нет никакой толщины вопреки всем законам физики и геометрии.

Нескольких скорпионов мы соскребли в сачки, да афри­канцы схватили несколько штук за хвосты, так что смерто­носные хвостовые «шипы» не могли им повредить, а тяжелые клешни болтались, скованные собственным весом. Эти ко­варные плоскостные существа весело шныряли под полом противомоскитной комнаты, по которому мы ходили целыми днями, и вот теперь они преспокойно расквартировались у нас под кроватями, в ящиках с провизией и бог знает где еще, предоставляя нашим босоногим помощникам возмож­ность в любой момент наступить на них.

Было поздно, тьма — хоть глаз выколи, пошел дождь, а у нас не было мощной керосиновой лампы, такой, что, как и примус, работает под давлением, — засорилась горелка. На­конец, нас окружали скорпионы, таящие потенциальную смерть.

Началась грандиозная охота. Ящики и тюки с превеликой осторожностью поднимали и перерывали их содержимое при свете керосиновых ламп возле ближайших хижин. Скорпионы обнаруживались повсюду. Пол палатки подняли, и люди наклонялись, хватая прыткие черные силуэты. Вдруг на весь лес раздался душераздирающий вопль.

— Хозяин, злое мясо меня кусай!

Все скопом кинулись к Эмере, прыгавшему на одной ноге. Он с жалобным видом протянул ко мне ногу. Я осмотрел его большой палец. Крови нет, никаких ран не видать.

— Где тебя укусило? — спросил я.

— Там, — отвечал перепуганный Эмере, показывая на парусиновый мешок, лежавший в куче прочего снаряжения. Я посмотрел раз, потом другой, повнимательнее — там красо­вался след плоской, грязной ступни Эмере, а отпечаток большого пальца приходился как раз на раздавленный окурок сигареты, который все еще тлел на опаленной парусине.

В Африке почти любое мелкое происшествие приносит какую-то пользу, а в лесной глухомани — вдвойне. Одно ведет к другому — если вы только умеете читать лесную книгу природы.

Для примера расскажу вам о приключении Этвонга, представителя намчи[6], который наткнулся на большие гнез­да термитов в молодом лесу, окружавшем естественную травяную лужайку из тех, что разбросаны по лесу в местах, где почва слишком скудна для гигантских деревьев.

Меня очень интересовали монументальные жилища этих общественных насекомых — их часто называют «белыми му­равьями», хотя они вовсе не муравьи по целому ряду признаков. Я тут же приказал собирать отряд, и мы выступили во главе с раздувшимся от гордости Этвонгом, за которым шли люди с лопатами, охапками сухой травы, ловушками и ружьями, а замыкали шествие мы сами, вооруженные камерами и странным инструментом под назва­нием «друг траппера» [7] (изобрел его обладатель самой светлой головы во всем Девоншире, с которым я не имел чести быть лично знаком, но которого следует посвятить в рыцари или сделать пэром Англии за великое изобретение, незаменимое для коллекционера).

Процессия вошла в лес, прорубая путь через заросли лиан.

Гнезда термитов — нечто непостижимое для человека, воспитанного в реалистическом духе. Позднее я посвящу вас в их самые глубокие тайны, но в данном случае наш интерес был, так сказать, поверхностным.

Гнезд оказалось много, высотой они были в среднем около трех метров — колоссальные терема, возведенные слаженными усилиями бесчисленных крохотных насекомых, которые пережевывают древесину в пасту и цементируют ею мелкие комочки полужидкой глины. В каждом таком зда­нии — полный ассортимент широких туннелей, ведущих вниз, к основанию конуса. Мы рассредоточились и занялись каждым гнездом по очереди. Все ходы-туннели расчищали и возле ставили сеть, или ловушку, или человека с палкой в руках. Две дыры — на противоположных сторонах — оставляли свободными. У одной из них мы поджидали с камерами наготове, а во вторую наши помощники засовыва­ли длинными шестами пучки тлеющей травы.

У первого гнезда нас ждал сюрприз. Не успела дымяща­яся трава скрыться в дыре, как с другой стороны высколь­знула тонкая зеленая змея, извиваясь и норовя как можно скорее удрать от дыма. Ее быстро загнали в небольшой сачок, хотя сантиметров шестьдесят змеиного туловища осталось висеть снаружи, а потом один из нас, надев толстые кожаные перчатки, придушил ее в сачке. У следу­ющего гнезда мы остались ни с чем: должно быть, по какой-то причине оно было покинуто.

Зато третье принесло нам желанный улов, а Фауги — неприятности. Пришлось много потрудиться, расчищая густую спутанную сеть растительности. Входные отверстия мы рас­ширили, чтобы их было удобнее перегородить ловушками и сетями. Все это производилось с помощью «друга траппера», представляющего собой одновременно топор, лопату и моло­ток, хитроумно соединенные вместе. Когда все было готово и камеры нацелены на выход, я дал сигнал пускать в ход дымящиеся жгуты.