В этот момент из здания выходил знакомый товарищ. Я обрадовался:

— Этот товарищ подтвердит, где я работаю.

Он подтвердил, но вахтёр возразил:

— Вот теперь это становится подозрительным. Вы, видимо, сговорились.

Мы оба дали честное слово, поклялись и самым энергичным образом протестовали. Вахтёр изучал наши удостоверения. За это время из двадцати трёх ожидавших одиннадцать проскользнуло в здание.

— Послушайте, — убеждал я, — вы держите меня почти час. Если предположить, что вы задерживаете каждого посетителя на десять минут и что сюда приходит шестьдесят человек в день, то вы отнимаете у государства около сорока восьми рабочих дней в месяц. Ясно?

— Нет, — небрежно ответил он, — не ясно, я всегда был слаб в арифметике.

На лестнице снова появилась товарищ Ружичкова. Она изумлённо посмотрела на меня.

— Ты что, с ума сошёл? — И попросила божество в проходной будке: —Товарищ, вы это заполните потом, хорошо?

— Пожалуйста, — тотчас же согласился вахтёр, — как вам будет угодно.

Совещание продолжалось двадцать минут — десять минут мы совещались и десять минут прорабатывали меня за опоздание. Выходя из здания, я зашёл в проходную будку за своим удостоверением.

— Минутку, — сказал вахтёр, — сейчас будет готово.

Не прошло и четверти часа, как он закончил заполнение пропуска и вернул мне удостоверение. Через толпу ожидающих я прорвался на свежий воздух. «Как хорошо, — подумал я, — что этот тип — последний в своём роде».

К сожалению, я в этот день побывал ещё в пяти учреждениях. Так возник этот фельетон.

Перевод Р. Разумовой.

Уже в нежном детском возрасте я узнал от заботливых педагогов о чудесных свойствах воды (Н2О), мне известно, и я признаю, что без воды не было бы тюльпанов, щей, соляной кислоты, эрозии и гребли на каноэ. По указанным, а также по другим причинам, я высоко ценю воду как стихию животворную и приносящую человечеству неисчислимые блага, но это вовсе не значит, что вода производит на меня приятное впечатление, когда я вижу, например, как она затекает в электромотор.

Как-то раз, задумчиво прохаживаясь по стройке, я благодаря печальной: случайности очутился в самом пустынном, самом унылом и прозаическом её уголке, где производилась выгрузка щебня. Здесь не было ничего, кроме седых холмов и гор речного гравия; немного дальше валялись пара ржавых вагонеток и ленточный транспортёр, ещё новый, покрашенный серой краской. И этот автоматический транспортёр, достижение высокоразвитой техники, поэтическое явление среди пустыни, лежал так, что его электромотор находился как раз посредине большой лужи. Ручеёк мутной воды, бравший своё начало у находящихся неподалёку бетономешалок, заботливо и систематически пополнял лужу, поддерживая уровень воды в ней на надлежащей высоте. Столь же чувствительный, сколь и дорогой мотор транспортёра напоминал слегка распухшую подводную лодку.

Я попытался вытащить транспортёр из лужи; возможно, он очень глубоко засел в размякшей земле, возможно, я просто был не в форме. Во всяком случае, транспортёр не только не шевельнулся, но, пожалуй, ещё больше погрузился в глину. Я беспомощно огляделся; поблизости никого не было. Это имело свои выгодные стороны, потому что некому было надо мной смеяться, но также и невыгодные, ибо некому было мне помочь. Я остановил первого встретившегося мне человека.

— Товарищ, — сказал я ему, — на месте разгрузки лежит ленточный транспортёр, и в мотор натекает вода.

— Воды хватает, — ответил парень с сигаретой в зубах и в куртке с поднятым воротником. Он куда-то очень спешил.

— Но ведь в воде, — кричал я ему вслед, — металлы окисляются, то есть ржавеют и…

Его уже не было.

Я понял, что на такой большой стройке случайными импровизациями ничего не достигнешь, и отправился к главному мастеру. Едва увидев меня в дверях, он приветствовал моё появление решительным и бодрым:

— Нет времени, товарищ писатель, есть дела более важные! — и попытался скрыться через окно, хотя на этот раз я вовсе и не думал просить его объяснить мне разницу между траверсом и трапецией.

— Товарищ мастер, — произнёс я тихим голосом, каким обычно сообщают трагические вести, — на месте разгрузки ленточный транспортёр лежит мотором в воде, честное слово.

— А ты его вытащил? — задал мастер конкретный вопрос.

— Не вытащил, — ответил я, до некоторой степени тоже конкретно, и хотел объяснить почему. Но он не дал мне договорить.

— Вот видишь, — сказал он с горечью и одновременно с некоторым удовлетворением, — разговоров твоих на вагон хватит, а пользы от тебя и с напёрсток не будет.

Очевидно, он боялся, что я снова буду приставать к нему, требуя интервью об успехах стройки, и запасался моральным превосходством.

Я не стал продолжать дискуссию по поводу мотор л, подвергающегося ржавению, ибо, как известно, прежде чем начинать борьбу, надо подумать, есть ли какие-нибудь реальные шансы на победу.

Потом я внимательно наблюдал за уровнем воды вокруг транспортёра: по сравнению с дунайским он был довольно стабилен. Я примирился с действительностью, как это обычно делают философы и люди, которые оказываются не в форме.