А Верзила уже понял, к чему весь этот гнилой базар, хотя по-прежнему прикидывался бестолковым. Вел свою игру.

– Это ты к чему, Пузо? Не конкретно выражаешься.

Теперь уже Пузо не скрывал, что был настроен на жесткий разговор. И сказал без всяких намеков:

– Ну, можно и конкретно. Если хошь. Верзила, корешок! У нас есть подозрения, что ты спутался с ментами и сдаешь наших пацанов.

Чего стоило Верзиле, чтобы ни один мускул не дрогнул на лице при этих словах авторитета, обвиняющего его в предательстве. И он сказал ледяным тоном:

– Ты знаешь, что за такое обвинение бывает? Порожняк гонишь.

Теперь Пузо заговорил на удивление спокойно, не допуская в голосе и малейшей грубости:

– Я, Витек, всегда отвечаю за свои слова. Я не пацан. И сколько угодно готов ответить и перед кем угодно. А ты?.. – Он прищурился.

– И я, – сказал Верзила, но голос немного дрогнул. «Суки! Неужели они в курсах про Туманова? Но как узнали? Откуда?»

– Давай колись, Витя. На ментов работаешь? Сукой заделался? – наседал Пузо со своими обвинениями. Но пока это только треп один.

– Да ты… – Верзила выплюнул сигарету, приготовился сунуть руку в карман за пистолетом. «Если что, положу всех троих и того, кто в «мерсе», – решил он, все же сомневаясь, что у Пузо есть доказательства. Просто на понт берет. Верзила знал: мастер Ленчик на такие дела. Частенько своим пацанам такую чистку устраивает, чтоб выбить из их голов мысль о предательстве. Но Верзила ему не пацан.

– Ну, ладно, – бычьи глаза Ленчика налились кровью, он обернулся и махнул рукой, потом сказал Верзиле: – Сейчас тебе предъява будет.

Задняя дверь «Мерседеса» открылась, и из машины вылез Санька Шнырь. Пацан. «Шестерка». Таких Верзила всегда презирал и давил.

– Хватит ломать из себя обиженного. Я тебя видел с ментом в «Весне». Из уголовки он. Вы сидели. Толковали, – вынес Шнырь обвинение.

Верзила побелел лицом и так глянул на Шныря, что тот попятился, спрятавшись за толстого Ленчика. Побоялся, что Верзила ударит его.

– Ты позволяешь этому пацану гнуть про меня такое? – спросил Верзила у Пузо. Теперь узнал, кто за ним подглядел. Гаденыш Шнырь!

Пузо ответил очень даже спокойно:

– Не гоношись, Витя. Барменша подтвердила, что не первый раз вы там отирались. Скурвился ты, Витя. Покайся. Умрешь человеком.

Верзила сунул руку в карман, но Ленчик все с тем же спокойствием сказал предупреждающе:

– Смотри. Уложишь кого-нибудь из нас, потом твою мать с сестрой и ее детишками распотрошат у тебя на глазах. Лучше сам сдохни, чем они. Они не виноваты, что ты скурвился. Купили тебя с потрохами.

Пузо не блефовал. Так они уже заранее решили. Выбор теперь оставался за опустившимся блатарем. И Верзила сдался. Ненавидящими глазами обвел лица Ленчика, двоих незнакомых пацанов, приехавших с Пузо, и морду Шныря. Он боялся. Ни сестра с детьми, ни мать не должны отвечать за его грехи. Запутался он. Проиграл. Наверное, когда-то это все равно должно было случиться. Он жил, всячески оттягивая это «когда-то». Но вот оно случилось, и сейчас он должен умереть.

Он вынул руку из кармана и сказал:

– Каюсь. Я стал сукой! И готов умереть, – произнеся эти слова, он не боялся умереть. Ведь в жизни всегда так. И реальность всегда наказывает за неправедные дела. А предательство – нарушение одной из заповедей. Это черта, которую Верзила переступил.

– Только мать с сестрой и детишками не трогай. Они ни в чем не виноваты. Пообещай, Ленчик?!

– Да что я, зверь? – проговорил Пузо, скользнув бычьими глазищами по лицам своих корешей, словно ища у них поддержки, и предложил: – Только и ты уж услугу окажи. Когда с ментом должен встретиться?

Верзила опустил голову.

– Я жду, Витя. Поверь, у меня мало времени, а дел полно. Говори!

– Сегодня, – тихо произнес Верзила. Когда-то вот так он сдал оперу Леху Вялого. Теперь самого опера сдает бандюкам. Он вздохнул, думая, что прав Ленчик, называя его ссученным. Всю жизнь он был таким.

– Опять в «Весне»? – слово за словом вытягивал из него Пузо признания. Расколол он отступника Верзилу. На все сто, расколол.

– Опять, – Верзила почувствовал, как по спине побежали ручейки пота. Немного ему осталось. Сейчас его пришьют. Ну и скорей бы. Раз так вышло, то пускай. Верзила поднял голову, посмотрел на свой дом. Отсюда, из-за гаражей был виден только его угол. Там его ждет мать.

– Во сколько, Витя? Говори, не тяни. Не отнимай у нас время.

– В восемь вечера.

Пузатый глянул на часы. Было уже около семи.

– Ну что ж, у меня к тебе больше вопросов нет, – сказал на прощание Ленчик, повернулся и пошел к «мерсу».

Шнырь стоял рядом, но ничего толком не понял. Увидел только, как Верзила вскинул голову, а из его располосованной шеи тугой струей брызнула кровь, едва не попав Шнырю на спортивный костюм.

Зубок вытер лезвие ножа об рукав пиджака Верзилы. А Нельсон потянул разинувшего рот Шныря за рукав к машине.