Я знаю.

Неужели ты думаешь, что сержант или прокурор, или кто-нибудь — хоть на минуту поверят в то, что бриоши являются уликой в совершении преступления. Не думаю, что меня привлекут за это, — она повернулась к Гевински. — Это какой-то садизм.

Я — садистка? — я рассмеялась. — Садизм — заводить интрижку с мужем твоей подруги. Садизм — заколоть его насмерть и подставить ее под обвинение. Она больше не обращалась ко мне.

Это непристойно, — сказала она Касс и Гевински.

Был у тебя роман с Ричи? — настаивала я.

Конечно, нет. У меня ни с кем не было никаких романов.

Значит, когда ты узнала, что он бросил меня, чтобы жениться на Джессике, тебя это не шокировало?

Конечно, шокировало, — обратилась она к Гевински. — Когда хороший друг бросает свою жену — это всегда шокирует.

И ты не почувствовала себя оскорбленной, когда узнала; что Ричи влюблен в Джессику?

Нет.

Я повернулась к Гевински. Он засунул руку за воротник и почесал шею.

— Что, если у Ричи была связь со Стефани, но в один прекрасный момент он сказал ей, что надо все прекратить, пока ни я, ни Картер ни о чем не догадались? Что, если он сказал ей, что приближается двадцать пятая годовщина его свадьбы, что он должен быть безупречен, и им обоим стоит пока залечь на дно? Ричи был бы не Ричи, если бы он просто сказал правду: что он влюбился в другую женщину. Я думаю, Стефани больше никогда его и не увидела. Конечно, она встретила его на приеме по случаю нашей годовщины, но не могла устроить ему сцену, даже когда видела, как он танцует с женщиной, с которой у ее мужа был роман— с Джессикой Стивенсон. Неужели вы думаете, что она не почувствовала себя смертельно оскорбленной?

Стефани бросила на меня взгляд и улыбнулась Гевински.

Это смешно. Смешно, — повторила она для Касс.

Или вы думаете, она не знала, кто такая Джессика Стивенсон? Спросите у доктора Тиллотсона, — предложила я. — Он расскажет о своем романе. Кстати, он поддерживает с Джессикой отношения до сих пор. Если он будет отрицать это, можете спросить у самой Джессики. Она не из тех, кого называют честными, но она должна будет сказать правду — слишком многие были в курсе их взаимоотношений.

Гевински ослабил галстук, и расстегнул воротник рубашки.

На следующий после приема день, — я обратилась прямо к Стефани, — когда я позвонила тебе и сказала: «Стефани, приди, пожалуйста. Ричи бросил меня. Он хочет жениться на женщине из его фирмы. Ее зовут Джессика Стивенсон». Ты не почувствовала себя оскорбленной?

К черту ее! Сделайте что-нибудь, — она повернулась к Гевински.

Миссис Тиллотсон. У нее два пистолета. Спокойней!

У меня в голове стучало. Ноги горели. Я пыталась сбросить с ног туфли. А если мне придется убегать снова? И даже, если я найду для этого силы, куда мне бежать?

Резкий стук в дверь заставил всех нас вскочить. Мы трое смотрели на Гевински.

— Сержант, — произнес низкий мужской голос.

Я направила пистолет на Гевински, но он посмотрел на дверь.

— Тернер? Это ты?

— Да.

Он закрыл глаза и заложил руки за спину.

Я занят. Дай мне несколько минут.

Хорошо.

Муж пришел домой?

Еще нет.

— Постучи, когда он придет.

Он подождал, пока стихнет звук шагов.

— Миссис Мейерс, миссис Тиллотсон— адвокат. Она может сказать вам, что все, что вы нам рассказываете, это… разрозненные факты, которые не будут иметь большого значения в глазах суда.

Стефани попыталась изобразить улыбку.

— Даже если вы сможете увязать их в логичную историю, в чем я сильно сомневаюсь, то это будет таким слабым доказательством, таким незначительным, что прокурор, я уверен, будет просто смеяться над этим.

Он изобразил истеричный смех окружного прокурора.

Я прав, миссис Тиллотсон?

Вы правы, — Стефани была слишком хорошо воспитана, чтобы попытаться как-то обольстить его, но она послала ему улыбку, но не слишком пылкую, чтобы просто показаться искренней и благодарной.

Несмотря на это, именно в этот момент я почувствовала, что атмосфера в комнате изменилась. И думаю, это почувствовали все. Это не означало, что Гевински начал верить мне, может, я просто разрядила обстановку, описывая особенности приготовления бриошей. И это не означало, что он понял, что Стефани лжет. Это означало просто, что в нем зашевелилось любопытство. Даже если бы у меня в руке больше не было пистолета, он бы продолжал слушать меня.

Итак, вы говорите у вас есть убедительная версия?