— Но ты же не думаешь, что это сделала я? — не веря своим ушам, спросила Стефани.

Думаю, Стефани. Если я ошибаюсь, я принесу тебе извинения, хотя и не буду рассчитывать на традиционное приглашение на прием в честь Нового года, — она повернулась ко мне. — Извини, что прервала тебя, Рози. Ты говорила о грязи.

Спасибо. Стефани собрала немного земли и затолкала в бороздки на подошвах его спортивных туфель. Она, наверное, и разбросала еще вокруг, добавив к той, которую она счистила. И еще одно: следы грязи обрываются прямо у ноги Ричи. Их больше нигде нет, означает ли это, что он не нашел того, что искал? Или, что Стефани застала, как он уходил с пустыми руками?

Гевински массировал свой подбородок сверху вниз, будто пощипывал маленькую бородку.

Может, он сам просто не пошел дальше? — пробормотал он.

Может. В любом случае, больше в моем доме Стефани делать было нечего. Все, что ей оставалось, добежать до дома, вымыться и ждать своего мужа. Картер заявил, что он вернулся домой около одиннадцати. Так что, если Стефани подошла к машине Ричи в половине одиннадцатого, у нее было время убить его, стереть отпечатки пальцев, разбросать грязь— и вернуться домой, чтобы приготовить быстро какой-нибудь винегрет.

Гевински, казалось, не носил бороды, только вокруг рта была какая-то растительность буро-коричневого цвета, напоминавшая разводы от помады.

Он все еще выжидал. Мне же надо было склонить его на свою сторону. Что более существенное я могла предложить ему, кроме моей версии с бриошами? Тот обед, который приготовили Касс, Маделейн и Стефани для меня, мальчиков и. «Подозрительной», когда Алекс, как всегда опоздав, вышел к ним с аккуратно зачесанными назад волосами? Касс и Маделейн заявили о его поразительном сходстве с Ричи. А Стефани? Она была просто шокирована, загипнотизирована им.

Может, мне рассказать, как она не только подыскала мне Форреста Ньюэла, самого паршивого адвоката во всей Америке, но и настояла, чтобы я обратилась к нему. «Его считают лучшим», — убеждала меня она. Или то, как она заставила Картера нанести мне визит с выражением соболезнования, подсунув мне другой список — вероятно, следующих девяти из десяти самых известных бездарей — и предложив сопровождать меня к ним. Не привлекая к себе внимания, можно было бы выяснить все детали обвинения, выдвинутого против меня полицией, и аргументации моей защиты.

А, может, мне следовало быть мудрее, и просто предложить Гевински последовательную, неэмоциональную констатацию фактов. Я решила, что так будет лучше.

Но, прежде чем я открыла рот, Стефани начала плакать. Всхлипывания превратились в водопад слез. Гевински, порывшись в заднем кармане, вытащил оттуда отнюдь не белоснежный платок и протянул ей. Развернув его, Стефани продолжала рыдать.

— Я не отношусь к тем женщинам, которые используют слезы для… — конец ее фразы потонул в следующем потоке слез.

— Знаю, — сказал Гевински.

Стефани попыталась взять себя в руки:

—Я хочу защитить себя, но как я могу это сделать под дулом пистолета?

Понимаю, — сказал Гевински тоном Иисуса Христа, с таким сочувствием, что ему подошла бы роль Макса фон Сюдов в «Самой великой истории, когда-либо рассказанной». — У вас будет такая возможность. Я вам обещаю, миссис Тиллотсон.

У меня никогда не было ни с кем связи, — сказала она ему. — И с Ричи Мейерсом…

Она произнесла это таким тоном, будто ее заставляли заниматься анальным сексом с канализационной крысой.

—Хотела бы я знать, почему именно меня она выбрала козлом отпущения. Думаю, после своего побега, она поняла, что рано или поздно ее схватят. Она должна была найти другого подозреваемого. И состряпала историю о Стефани Тиллотсон. Должна признать, отдельные моменты этой истории звучат достаточно убедительно. Но целиком? Мерзко. Выбегать, чтобы потом затолкать грязь в бороздки мужских туфель? Сержант, пожалуйста, разве она не спятила?

— Стефани, а где твои спортивные туфли и костюм, в которых ты обычно бегаешь? — спросила я.

Конечно, она проигнорировала мой вопрос.

— А вся эта история, что я всю ночь готовила бриоши? Разве это не безумие?

—Может, и следы от шин появились только в моем безумном мозгу? Может, это он оставил отпечатки шин, я спрашиваю тебя, столь похожих на шины твоей машины?

— Она настаивает на этих отпечатках, — Стефании обращалась только к Гевински, протягивая к нему руки, как бы прося защитить ее от ужаса всего происходившего. — Откуда я знаю, может это она взяла мою машину и проехала там той ночью? Я думаю, эту историю она готовила всю прошедшую неделю. А убийство, может, она планировала все прошедшие годы.