Шрифт:
Ничего. Неужели она никогда ничего не проливала на себя? — он расстегнул молнии на карманах. — Абсолютно ничего.
Ну, мы хотя бы выяснили, кто это сделал, я на свободе, — я старалась его подбодрить.
Эх! — пробормотал Гевински без большого энтузиазма.
Минутой позже он весь напрягся и вытянул голову. С величайшими предосторожностями он вытащил из кармана кусочек бумаги.
Папиросная бумага, — проворчал он.
Во всяком случае она не использована, — сказала лаборантка.
Нельзя победить всех сразу, Карл, — сказал ему Винни.
Гевински проверил вторую куртку. Она была темно-зеленого, почти черного цвета.
— Пинцет! — неожиданно громко рявкнул он.
Лаборантка вручила ему пинцет. Из правого кармана куртки он извлек скрученную бумажку.
Что это такое? — спросила лаборантка.
Молчите! Оставьте меня! Уходите отсюда!
Она не пошевелилась. Медленно пинцетом и кончиком своего карандаша он развернул бумажку.
— Проверьте это, Рози, — воскликнул он. — Проверьте это!
Тонкую белую бумагу трудно было разгладить. Она была разорвана в семи местах, размякла от воды и покрылась налетом от чистки. Через весь верх было напечатано обесцветившееся слово: галерея Найтсбридж. Квитанция была отпечатана на компьютере. Дата продажи растворилась, и то, что должно было быть номером лота, было почти таким же белым, как и сама бумага.
Смотрите! — воскликнул Гевински. — Описание работы художника, чье имя смылось в процессе стирки.
Она, должно быть, взяла ее из рук Ричи, — обрадовалась я.
И положила к себе в карман! — откинув назад голову, подобно льву, прорычал Гевински.
Стоявший рядом со мной Винни начал насвистывать.
Фамилия покупателя была видна отчетливо. «Ричи Мейерс, Галле Хэвен, Шорхэвен, Нью-Йорк». Цена тоже была видна определенно: два миллиона восемьдесят тысяч долларов. Плюс налог.
Винни проводил меня домой.
Вы живете в очень милом месте, — прокомментировал он, когда мы подошли к концу подъездной дороги. При заходе солнца кирпичи стали цвета красного вина. Воздух был солоноватым и очень приятным. Вокруг крыши кружились чайки.
Если вы хотите остаться здесь и побыть наедине с природой, берегите свою голову, — посоветовала я ему. — По утрам трудно промахнуться.
Машинально я нащупала ключ в кармане. — Лучше я позвоню-ка в звонок. Я сказала мальчикам, чтобы они немного поспали.
Все это было ужасно для них. Потерять отца — а потом все кругом убеждали их, что это сделала я. Мне бы не хотелось будить их.
Рози, не думаю, чтобы они были против.
Они не спали. Звонок еще звонил, а дверь уже открылась настежь. Бен первым бросился ко мне. Он приподнял меня и обнял. Когда он опустил меня, я увидела, что он плачет.
Мой дорогой, — сказала я, и дотронулась до него, стараясь потрепать его волосы.
Ма!
Надень что-нибудь на ноги! Пол очень холодный.
Алекс протиснулся между нами, но Бен все еще держал меня за руку. Алекс поцеловал меня в щеку.
— Эй, ма! — сказал он.
Волосы были вымыты, пахли одним из дорогих шампуней Ричи и рассыпались по плечам влажными черными локонами. Он улыбнулся мне застенчиво и мило, чего я не видела с тех пор, как он был скаутом.
Ма, ты в порядке?
Обними меня, и тогда я буду в порядке!
Он обнял, и я была счастлива. Ну, почти.
Винни сказал, что мы поговорим позже. Мы трое закрыли за собой дверь.
— Я думал, ты будешь голодна и захочешь чего-нибудь вкусненького, — сказал Бен.
Помнишь, как она звала нас обедать? — спросил его Алекс, — и говорила: «Вот вкусная здоровая еда. Жареная баранина».
А какой аромат! — подхватил Бен. — С нежными бобами!
Вы, ребята, просто не понимаете, что такое хорошо, — вставила я.
Я сделал для тебя пирог, — сказал Бен.
А я натер пармезанский сыр, — добавил Алекс. — Если хочешь, мы можем приготовить что-нибудь еще. Ох, ма! Ты даже не хочешь войти.
Голос его угас.
С кухней все в порядке, мам? — спросил Бен. Я взяла их за руки:
Пойдемте.
Хорошо, что я сказала это, потому что, когда мы вошли, у стола стоял и ждал меня Том Дрисколл.
Глава 23
Масло для ванны «Полуночный жасмин» образовало пятно, блестевшее малиновым и желтым. Я лежала в мягкой теплой воде, следя глазами за чайками, кружившимися над Лонг-Айлендом.