— Ого! Сколько работяги соли отвалили! — сказал он, взвешивая в руках мешок. — Теперь нам на все лето хватит.

— Это не работяги, — недовольно пробурчал Витек. — Я до них так и не добрался. Это альпинисты. У них большой лагерь внизу. Между прочим, Женя, они о тебе расспрашивали.

— Обо мне? — удивился новенький. — Ты ничего не путаешь?

— Нет. Так и спросили, нет ли у нас в общине Голдина. Ну… я и сказал, что есть.

— Кто спрашивал-то? Откуда они меня знают? Длинный развел руками.

— Понятия не имею. Сам удивился не меньше твоего.

Новенький потерял интерес к разговору. Он отошел в сторону и задумался. Кто и зачем мог интересоваться его персоной? Уж не мать ли подала в розыск? С нее станется…

Остальные шраваки обступили Витька и наперебой задавали ему вопросы. Они скучали, а путешествие за солью было хоть маленьким, да приключением.

— Значит, ты до туннеля не дошел?

— Не-а… — мотнул головой Длинный. — Сбился с дороги.

— А сколько альпинистов в лагере?

— Много… У них весело. И еды полно. Они меня супом из тушенки кормили. Вкусный, пальчики оближешь. Говорят, что к строителям какие-то люди приехали, кино снимают.

— Настоящее кино?

— Ага. Про катастрофу в туннеле… Вот бы поглядеть!

— Что за катастрофа? — вмешался Нангаван, который до этого молча слушал.

— Взрыв! — с восторгом пустился в объяснения Витек. — Что — то там у них происходит… то ли диверсия, то ли… не знаю. В общем, туннель взрывается, рушится, горит. Дым коромыслом! Красота!

Учитель не разделил его радости.

— Ничего себе, красота! — возразил он. — Обвал, огонь, люди гибнут… Нехорошо.

— Зато интересно.

Нангаван промолчал. Он сам учил своих последователей иметь обо всем собственное мнение и теперь в полной мере пожинал плоды.

— Мне кажется, это добром не кончится, — важно заявил Белкин. — Мысли-то материальны. Если в туннеле устроят мнимую катастрофу, это может повлечь за собой настоящую. И тогда…

Тощий Криш аж покраснел от возбуждения.

— Что ты выдумываешь? — завопил он. — Что ты все время каркаешь? Если бы все так рассуждали, то и кино бы не было. Начнешь снимать о войне — тут тебе и война. И про «Титаник» бы не снимали, и про самолеты, которые падают!

— И про извержение вулканов, и про инопланетян, и про «конец света», — с сарказмом продолжил Длинный. — Ни про что снимать нельзя. Все беды из-за кино!

Но Белкин не сдавался.

— А вдруг это так и есть? — уперся он. — Откуда ты знаешь? Взять хотя бы террористов. Снимали, снимали про них разные фильмы ужасов. И что теперь? Этот ужас воплотился в жизни. Терроризм сошел с экранов и теперь бродит по планете. Только не в качестве призрака, а наяву.

— По-вашему, всему виной кинематограф! — заключил Длинный, фыркая со смеху. — Как будто раньше войн не было. Или стихийных бедствий. Про потоп вон еще в Библии написано. А тогда никакого кино и в помине не существовало.

Женя Голдин очнулся от своих невеселых дум, вскочил.

— Маразм! — зло сказал он. — Какой же все это маразм! Я думал, только обычная жизнь — маразм, а она везде и всюду такая. Нигде не спрячешься. Ни в горах, ни под землей. Наверное, и на небе то же самое. Блин! Как же меня все достало!

Он с остервенением натянул на себя куртку и бросился вон из дома. Длинный опешил. Он явно не ожидал от новенького подобной вспышки бешенства.

— Эй, погоди… — хотел он остановить Голдина. — Ты куда? Вернись!

Нангаван испытывал чувство горького разочарования. Он так долго грезил о чуде, молил о нем, и вот… чудо будто бы свершилось. Как все странно получается. Он способен сотворить золото и не может утихомирить своих собственных учеников. Разве это то подлинное величие, о котором он мечтал?

Страх и сомнения вновь зашевелились в его сердце. Если бы на Священной Горе обитал Светлый Дух, разве он допустил бы такое? В общине должны царить гармония и любовь. А на самом деле…

— Оставь его, — печально сказал Нангаван Длинному. — Пусть идет. Каждый имеет право искать Истину там, где считает нужным.

В общине не могли уснуть до полуночи. Новенький так и не вернулся. Куда он отправился на ночь глядя, никто не знал.

— Не нравится мне все это, — ворчал Белкин. — Неспокойно здесь. Тревожно. Будто наблюдают за нами.