Но не успел еще Стожар сесть на лавку, как в шатер ворвался всклокоченный, тяжело дышащий Епифан.

— Княже, Рязань горит! — выпалил стременной, обращаясь, как они ранее и условились, исключительно к Константину.

Все повскакивали со своих мест, но Глеб оказался возле печального вестника первым. Схватив его за грудки, он заорал, брызгая слюной:

— Как горит?! Откель проведал?!

— Скакал мимо, вот и видал. А где точно, не ведаю — издаля смотрел. Углядел только дым черный, столбом стоящий. Видать, вся занялась.

— Та-ак, — протянул Глеб, обвел взглядом всех гостей, задержавшись чуть-чуть, самую малость, на Константине и незаметно подмигнув ему. — Та-ак, — повторил он.

Глаза его помутнели, налились кровью, и было заметно, как он еле сдерживает себя.

— Немедля гонцов к граду моему заслать, — кивнул он одному из слуг, и тот сразу же выскочил наружу.

— Медов на столах мало! — рявкнул он в сторону еще двоих, и те тоже опрометью выбежали из шатра.

— А вы садитесь, гости дорогие, — принялся Глеб вновь рассаживать князей и бояр, и когда те наконец уселись на свои места, продолжил тихим голосом, медленно разматывая при этом крученую веревку, обвивавшую главную опору шатра — большой столб, вырезанный из орешника: — Не мыслю, что она просто так возгорелась. Мнится мне, что то ковы злобные ворогов моих, кои мира на Рязани не хотят, на меня покушаются да на друзей моих. Велика их подлость. Выждали, пока я уеду подальше, дружину свою уведу, да град подпалили, чтобы людишек безвинных крова лишить, все добро их в огне изничтожить.

«Вот оно, началось, — в ужасе подумал Константин. — Ах я балда. Своими руками все ускорил. И что теперь делать? Как исправлять?!»

Мысли лихорадочно заметались, но он нашелся, вставил словцо:

— Не иначе как соседи из Владимиро-Суздальского княжества постарались, — попытался он перенацелить гнев Глеба, однако понапрасну.

— Э-э нет, брате, — отверг тот подсказку Константина. — Ворогов оных куда ближе искать надобно. Да токмо просчитались они. — Он начал постепенно повышать голос: — Не бывать этому, ибо ведаю я лики их смрадные и дела их гнусные. И месть моя страшна и ужасна будет, ибо я всем своим смердам, да умельцам разным, да купчишкам, да слугам, как гусляр в песне сказывал, аки отец родной. И ныне заступлюсь я за них, погорельцев сирых да убогих, заставлю сполна уплатить за все содеянное. — Он с силой дернул за веревку, после чего наверху раздался громкий хлопок, и исступленно завизжал, выхватывая из ножен меч: — Бей их!

В следующее мгновение началось нечто невообразимое.

Умело рассаженные Глебом его и Константиновы бояре, выхватив мечи, принялись рубить своих недавних соседей по столу. Те, ничего не понимающие, толком даже не защищались.

Видя, что все планы в одночасье рухнули, Константин, не вынимая меча, кинулся к Глебу.

— Опомнись, ведь они же братья твои! — заорал он, обхватив его руками и не давая нанести очередной удар по Ростиславу, брату пьяного Святослава.

— Уйди! Пусти! — рычал Глеб, пытаясь вырваться из крепких объятий. — Уйди, иуда! Забыл про уговор?!

— Опомнись! — кричал Константин.

Сзади него в растерянности топтался Епифан, не понимающий, что происходит, а по бокам застыли в напряженном ожидании нападения на них самих или на князя вбежавшие в шатер по условному сигналу Глеба Изибор с Лебедой и Гремислав с Козликом.

Меж тем отчаянные крики слышались уже отовсюду.

— Предатель! — успел простонать, падая, князь Юрий.

— Проклят будь навеки! — выплюнул вместе со сгустком крови умирающий Кир-Михаил.

Бешенство удесятерило силы рязанского князя, и он наконец как-то изловчился и сумел вывернуться из рук Константина.

Тут же, отскочив назад, Глеб замахнулся мечом, но вовремя подставленный клинок Изибора отбил так и не ставший роковым удар братоубийцы.

Тем временем в живых оставалось лишь двое — пронский князь Изяслав в одном крыле шатра и князь Переяславля Рязанского Ингварь, дравшийся спиной к спине с одним из уцелевших своих бояр.

Остальных, из числа не испустивших дух, попросту деловито добивали.

Третий очаг сопротивления оказался для Глеба неожиданностью.

Вытащив свой меч из ножен, Константин, судя по всему, окончательно забыл про тайный сговор и упорно пробивался на выручку к Изяславу, изнемогавшему к тому времени от полученных ран.

Подоспел он поздно. Клинок Кунея ловко, почти не касаясь, скользнул по оголенной шее пронского князя и тут же окрасился красным.

Струйка крови из перерезанной сонной артерии брызнула прямо в лицо Кунею, и его секундного замешательства вполне хватило Константину, чтобы рассечь подлого боярина чуть ли не до пояса.

— Славно, брате, — натужно улыбнувшись, одобрил красивый удар Изяслав и рухнул навзничь.

— Назад, к Ингварю! — крикнул отчаянно Константин, и они принялись в шесть клинков прорубаться к еще стоящему на ногах, но уже в гордом одиночестве, переяславскому князю.

— Держись, подмога идет! — крикнул, чтобы приободрить его, Константин, но и здесь не успел.

Князь Ингварь, как матерый тур, еще недолгое время отмахивался от стаи волков, но тур был стар, а волков оказалось слишком много…

Едва он рухнул, как все обрушились на шестерку во главе с Константином.

— Эх, места маловато! — успел задорно выкрикнуть невысокий поджарый Козлик.

При этом он, в полной мере оправдывая свое прозвище, не переставая гарцевал на месте, перемещаясь с ноги на ногу, не столько отбивая удары атакующих, сколько ловко уворачиваясь от них.