А Иисус продолжал молчать. Он торжествовал. Он наслаждался своей первой победой, понимая в то же время, что проповедь его, если он ее начнет сейчас, не проникнет в сознание людей на должную глубину, ибо подавлены они его волей.

Не осмеливался он и освободить привязанного к хоботу слона юношу. Он боялся, что потеряет вдруг власть над толпой.

Заминка. Не в пользу Иисуса. Но вот решение найдено. Он заговорил:

— Люди, я хочу говорить с вами о законах, оставленных вам Рамой с благословения Великого Творца. Я докажу вам, что они во многом попраны. Но говорить с вами я стану завтра, когда ваши головы перестанет затмевать рисовая брага — сурья, изрядно вами выпитая. Я согласен на диспут со жрецами, если они примут мой вызов. На диспут принародный. Если я не смогу вас переубедить, вы продолжите то, что затевали. Пока же привязанный к хоботу останется привязанным до утра, а я и мои слуги будем его охранять. С нами может остаться только один из жрецов. По их выбору.

Иисус ждал возможного возражения, но толпа покорно потянулась к селу, а Главный жрец указал рукой на одного из своих собратьев и, пытаясь демонстрировать величие, заявил:

— Он останется. На диспут с тобой я готов. Вызов твой принимаю.

Утром, ни свет, ни заря, на поляну прошествовали жрецы со своим Главой впереди. Подойдя к Иисусу, Глава грозно предупредил:

— Исход диспута один: ты будешь, посрамленный, привязан к хоботу слона для жертвенного ритуала. Юноша подождет своего часа.

— Или, — как бы подхватывая слова жреца, в тон ему ответил Иисус, — я спасу от мучительной смерти несчастного. Спасу навсегда. Без права к нему прикасаться.

Все. Больше ни слова. Обоюдное молчание. У Иисуса тревожное, ловко скрываемое, у жрецов с явным сопением, выражающим одновременно и недовольство, и предвкушение торжественной победы. Это выдавали их горящие взоры.

Вскоре поляна начала заполняться сельчанами. В основном мужчинами. Женщин — единицы. Детей и вовсе не видно.

— Слушайте! — обратился к толпе Глава местных жрецов, когда на поляне собралось изрядно народа. — Я отвечаю непрошенному гостю, к тому же неведомому, который осмелился нарушить самый священный из священных ритуалов — унесение душой принесенным в жертву в небесные сферы ваших грехов. Неведомый гость хочет, чтобы вы погрязли в грехах, и тогда ваши души при перевоплощении самое лучшее обретут смертную оболочку шудры, но, скорее всего, обретут плоть стервятников или других падальщиков. Хотите ли вы этого?! Толпа глухо заворчала, и Иисусу пришлось напрячься, чтобы она успокоилась и слушала его без враждебности. Удалось. Вот тогда он поднял руку.

— Слушайте! Я — не неведомый гость. Я — проповедник. Я — Великий Посвященный, познавший премудрости Священного Знания в тайном центре ессеев, в Египетском Храме Озириса. Я много лет провел в Джаггернауте, где покоятся смертные останки Вьясы-Кришны. Там я познал тайны Вед, но не получил очередного Посвящения и звания брихаспати только потому, что разоблачал белых жрецов в извращении законов и заповедей, оставленных Великим Рамой… Я утверждал и сейчас, чтобы вы все слышали, утверждаю: все равны перед Великим Творцом. Он один — Вечный Судья, Вечный Дух. Он, сотворивший Вселенную, а в ней Землю, сотворил и человека по образу своему и подобию. Он заповедовал свою волю таким словом: «Да владычествует он над рыбами морскими, птицами небесными, всякими животными и над всею землей». Великий Творец не разделял своей власти ни с кем. Он восхотел, и мир явился. Он восхотел и, сотворив человека из персти земной, вдохнул в него частицу своего бытия. Кто властен изменить заповеди Великого Творца?! Кто властен кроме него над душами людскими, вечными, сотворенными им, которые содержат и живят всех?! Пусть ответят мне жрецы, кто взял на себя право решать за Единственного, имеют ли они на то заповеди Всевышнего, его волю?! Глава местных жрецов поднял руку.

— Слушайте! Если Великий Посвященный познал священную тайну Вед, он не может не знать о тех законах, которые оставили перевоплощенные в богов Вишну, Шива, Вьяса- Кришна. Именно их священные заповеди мы ревностно выполняем! И кто наделил правом сомневаться в том, что Великий Творец, перевоплотив человека в бога, сделав его, таким образом, одним из своих членов, благословил наблюдать за порядком на земле?! Либо наш гость самозванец, не видевший Веды в глаза, либо он кощунствует корысти ради, предвкушая славу и власть над душами верных поклонников Великого Рамы. Я вопрошаю! Пусть ответит.

Толпа опять угрожающе зашипела, и Иисусу пришлось вновь напрячь свою волю. Дольше первого раза успокаивал он возмущавшихся, но все же одолел и на сей раз. Дальне испытывать судьбу становилось опасно, и он решил заговорить языком Вед, языком «Рамаяны», тем более, что он не давал белым жрецам обета молчания.

Поднял руку.

— Внимайте! Не мое слово, а слово «Рамаяны», слово Вед.

Иисус по памяти начал читать те стихи из «Рамаяны», которые посвящены были восстанию смелых, во главе с Рамой, против жертвоприношений. Великий Творец благословил через своего посланника Раму на продолжение борьбы и даже поддержал его в той неравной борьбе. А закончил Иисус стихами о встрече Рамы с Посланником Всевышнего, который повелел Раме вручить обреченному на жертвенную смерть воину факел — символ Божественного Света, Божественного Духа, а друидессе, которая собиралась исполнить ритуал жертвоприношения, но была остановлена Рамой, — Чашу Жизни и Любви.

Помолчав немного, спросил заполнивших поляну:

— Подумайте, угодна ли Великому Творцу жертва сегодня, если он в давние-давние времена благословил Раму на борьбу с жертвоприношением? Подумайте…

— Но Вьяса-Кришна, Шива и Вишну, воплощение Великого Творца, его воли и духа, получили иное благословение, ибо люди начали развращаться в грехах, и чтобы Всевышний отводил их от этого, ему нужна людская жертва. Ради искупления грехов. Заветы, оставленные ими, — священны.