Все более глубоко осознавая все это, Иисус, тем не менее, упрямо твердил:

«Я не нарушу обета! Ни за что!»

Подступала ночь. Иисус, омыв с помощью служанки ноги и вознеся обычную свою молитву Отцу Небесному, не прося его ни о чем, ибо Отец лучше знает, в чем нужда сына, а лишь благословляясь у него, разоблачился и возлег на ложе. Заснуть, однако, не успел, в комнату впорхнула, именно впорхнула голубкой и припала к груди Иисуса Мария Магдалина.

Она всю обратную дорогу мечтала об этом моменте, но всячески убеждала себя не делать подобного. Решила вести себя так: поклониться Иисусу в ноги, подставить для поцелуя лоб и смиренно сообщить:

— Я нашла караван, равви.

Однако, когда она узнала от служанки, что Иисус лег почивать, потеряла контроль над собой. Не смогла заставить себя войти смиренно. Когда же увидела Иисуса на ложе лишь под легким покрывалом, будто бес в нее вселился; прильнула к его груди и начала обцеловывать дорогого, ненаглядного, по которому истосковалась до смертушки.

А для Иисуса наступил момент похлеще того, когда искушали его в Храме Солнца знойной нубийкой. Он не мог оттолкнуть Марию так же решительно, как нубийку, ибо у него на это просто не хватало духа, да и сердце его колотилось радостно, ликующе:

«Жива! Вернулась!»

Первой опомнилась Мария и стиснула себя в собственный кулак.

«Рано! Не время! Все впереди!»

Облегченно вздохнул вслед за этим Иисус, почувствовавший, как и в тот первый раз, резкую смену ее настроения. Он, нежно поцеловав ее в лоб, попросил:

— Выйди. Я облачусь, тогда расскажешь мне обо всем.

Он сам не готов еще был проникнуть в ее мысли, ибо чувствовал полную расслабленность после столь волнительных минут и не хотел лишать себя блаженного покоя.

— Лежи, равви. Лежи, — с обычной нежной заботливостью попросила его Мария. — Я вот тут, севши на краешке ложа, обскажу все.

— Но ты устала. Ты, возможно, голодна. За трапезой с кубком вина беседа сподручней.

— Я коротко. Все остальные подробности завтра, — ответила она и примостилась у Иисуса в ногах.

Помолчали. Она собиралась с мыслями, он терпеливо ждал. И вот:

— Я нашла караван. Большой. Он повезет товар трех купцов. Я говорила с каждым купцом отдельно и со всеми вместе. Я не открыла им, кто ты, сказала лишь, что вынужден бежать тайно от римских сатрапов. Не сразу они согласились, но я пообещали им плату за риск, и мы ударили по рукам. Говорила я и с начальником стражи. Он тоже согласен. Я наняла слугу, купила верблюдов и все нужное для дальнего пути. Ровно через месяц они, пройдя Капернаум, остановятся на Дамасской дороге для малого отдыха. Там мы и присоединимся к каравану.

— Но где ты взяла столько денег?

— Сразу после ареста твоего мне щедро отсыпал серебреников казначей апостольского братства. Я не все потратила на подкупы. Потом столь же щедро раскошелился Иосиф, а за ним и Никодим. Посильно поделились сестры Лазаря, мать Иоанна и Иакова, одарила меня Сусанна, но более всех женщин пополнила нашу казну Иоанна. Она богата, ты об этом знаешь, она и муж ее не обеднеют. Для всех остальных взносы тоже необременительны, зато нам с тобой хватит и на дорогу в Индию, и на обустройство там. Вот и все. На сегодня довольно. Я тоже валюсь с ног от усталости.

Погладила его по голове, как маленького сыночка, поцеловала в лоб и тихо вышла из опочивальни Иисуса, обернувшись уже за порогом:

— Спокойной ночи, равви.

Откуда ему, спокойствию, взяться? Взбудоражен Иисус душой и телом. Медленно отходит, все более и более понимая, сколь много для него делает Мария Магдалина, и полнясь беспредельной благодарностью к ней.

«Нет, не только ради веры в проповеди мои. Ради любви ко мне. Беззаветной. Без надежды получить ответную сполна…»

Глупенький, сказала бы любая женщина, узнав об этой тайной мысли Иисуса. Что обет по сравнению с устремлением и желанием страстно любящей женщины? Если она захочет, порушит все преграды. Все до одной.

Засыпал Иисус с чувством благодарности Магдалине за все сделанное во спасение его от смерти, главное же, как он считал в тот момент, за то, что чтит его обет безбрачия и не переступает опасного, обуздывая свои желания, свою страсть.

Утром, не дождавшись конца завтрака, Мария начала долгий рассказ о своих поисках каравана, об опасностях, подстерегавших ее на каждом шагу, о пришедшей в конце концов удаче — Иисус слушал ее и восхищался ее мужеством, ее смекалистостью и выносливостью, хотя, если не вдумываться в ее повествование, не представлять всех сложностей ее путешествия, всех опасностей, поджидавших ее в шумных портах, то ничего необычного не уловить в ее будничном рассказе; Мария Магдалина словно говорила о прогулке по своему родному городу.

Закончила она столь же буднично:

— Вот и все. Теперь остается ждать. Месяц всего.

Помолчала намного. И вот Иисус заговорил:

— Я восхищен тобой, Мария. Уверен, что с караваном все будет в полном порядке, — вдохнул. — Но меня не покидает одна тревожная мысль, которая во мне после посещения матери и брата. — И вопрос, хотя и не жесткий, но все же требующий точного ответа: — Не ты ли источник молвы о моем воскрешении? Как я ни пытался убедить мать, что не воскрес я, но возродился по воле Отца Небесного, воплощенной через тебя, ангелом осененную, она так и не восприняла моих слов. Значит, услышавши, уверовала в мое воскресение. Вот тут и сомнение: дойдет молва до Иерусалима и надоумит она Каиафу с Понтием Пилатом начать поиск меня?