— И это — хронограф? Такой маленький?

— Он весит четыре с половиной килограмма, — сказал доктор Уайт. В его голосе звучала гордость отца, который хвастается весом своего новорождённого ребёнка.

— И — опережая твой вопрос — да, все камни настоящие. Один только рубин тут в шесть каратов.

— Гидеон пойдёт первым, — сказал мистер де Виллер. — Пароль?

— Ква редит нэсцитис, — сказал Гидеон.

— Гвендолин?

— Что?

— Пароль?

— Что ещё за пароль?

— Ква редит нэсцитис, — сказал мистер де Виллер. — Пароль хранителей для двадцать четвёртого сентября.

— Сегодня шестое апреля.

Гидеон рассерженно нахмурился.

— Мы окажемся в двадцать четвёртом сентября, в этих же стенах. Чтобы хранители не отрубили нам головы, стоит запомнить этот пароль. Ква редит нэсцитис. Повтори за мной!

— Ква редит нэсцитис, — сказала я. Ни за что не удержу такое в голове дольше, чем на одну секунду. Ну вот, снова забыла. Может, мне позволят сделать что-то вроде шпаргалки? — Как-как?

— Скажи, вы латынь в школе не учили, что ли?

— Нет, — сказала я. — Только французский и немецкий. И этого уже многовато.

— Мы не знаем час его возвращения, — сказал доктор Уайт.

— Приукрашенный перевод, — сказал мистер Джордж. — Можно переформулировать так: мы не знаем, когда…

— Господа! — мистер де Виллер многозначительно постучал по циферблату своих часов. — В нашем распоряжении вовсе не бесконечность. Ты готов, Гидеон?

Гидеон протянул руку доктору Уайту. Тот открыл крышку хронографа и приложил указательный палец Гидеона к отверстию.

Послышалось тихое гудение, внутри аппарата пришли в движение зубчатые колесики. Казалось, это особая тайная мелодия. Как в курантах. Один из драгоценных камней, гигантский бриллиант, вдруг засветился изнутри и озарил лицо Гидеона чистым, ярким светом. И вдруг Гидеон исчез.

— Отправился, — прошептала я, всё ещё под впечатлением.

— В прямом значении этого слова, — сказал мистер Джордж. — Сейчас твоя очередь. Становись точно вот сюда.

Доктор Уайт прибавил:

— И думай о том, чему мы тебя учили. Слушайся Гидеона. Всегда держись его, что бы ни случилось, — он взял мою руку и положил указательный палец в открытое отверстие. Что-то острое кольнуло меня в подушечку пальца, я отдёрнула руку:

— Ай!

Доктор Уайт крепко прижал мою руку к отверстию.

— Не шевелись!

На этот раз засветился огромный голубой камень. Голубой свет рассеивался по комнате и ослеплял мне глаза. Последнее, что я увидела, была огромная шляпа, которая, забытая всеми, осталась на столе. Потом вокруг стало темно. Чья-то рука легла на моё плечо.

Чёрт, как они говорили, что там за дурацкий пароль? Ква… ква-ква кваквитис.

— Гидеон, это ты? — прошептала я.

— Кто же ещё, — прошептал он в ответ и убрал руку с моего плеча. — Молодец! Ты не упала! — я слышала, как чиркнула спичка. В следующий момент комнату осветил горящий факел.

— Круто. Ты его с собой принёс?

— Нет, он здесь и был. Подержи-ка.

Когда я взяла в руки факел, то очень обрадовалась, что забыла свою дурацкую шляпу. Все эти расчудесные перья и соломки загорелись бы на первом же сквозняке. И через несколько минут я уже превратилась бы в симпатичную горящую головешку.

— Тишина! — сказал Гидеон, хотя я даже пикнуть не успела. Он отпер дверь (интересно, Гидеон принёс этот ключ с собой, или тот так и торчал в двери? Я не успела заметить) и осторожно выглянул в коридор. Было темно, хоть глаз выколи.

— Здесь пахнет болотом, — сказала я.

— Чепуха. Пойдём скорей! — Гидеон закрыл за нами дверь, взял у меня факел и ступил в тёмный коридор. Я последовала за ним.

— Не хочешь мне снова глаза завязать? — спросила я с лёгкой издёвкой.

— Тут и так темнее некуда. Как ни старайся, ничего не запомнишь, — ответил Гидеон. — Ещё один повод, чтобы не отходить от меня далеко. Потому что не позднее, чем через три часа нам нужно снова оказаться здесь, внизу.

Ещё один повод выучить дорогу. Как же я управлюсь, если с Гидеоном, например, что-нибудь случится или если нас разделят? Не очень-то хороший план — держать меня в неведении. Но я прикусила язык. Мне нисколечко не хотелось прямо сейчас устраивать перепалку с этим Мистером-Дуристером.

Пахло плесенью. Запах был гораздо противней, чем в наше время. В какой же год мы попали?

Воняло ужасно, чем-то тухлым или гнилым.

Я почему-то невольно подумала о крысах. В фильмах с факелами и узкими коридорами обязательно встречались и крысы! Противные, чёрные крысы, глаза которых светились в темноте. Или мёртвые крысы. Ах да, и пауки ещё. Пауки — это тоже жутковато, и из той же истории. Я старалась не касаться руками стен и не представлять себе, как толстые пауки цепляются за кайму моего платья и взбираются по голым ногам…