— Ненавижу Бедфорд, — сказала она после долгой паузы.

— Я тоже, — кивнув, ответил Бобби. — Помнишь, как я тусовался с теми ребятами? Оуэн там, Стивен, Луис… Мы ходили на фабрику пить пиво, поджигали баки, и в ядовитых испарениях казалось, будто все ждут, даже надеются, чтобы наконец произошло нечто плохое. Они, в особенности Луис, хотели заболеть. Никто ни разу не предлагал выбраться из этой преисподней, заняться чем-нибудь интересным. Я уже не говорю о поездке в Портленд или о музее. Не то чтобы у меня патология к искусству, но ты понимаешь, о чем я. Жизнь будто текла в замедленном ритме, и чаше всего мне хотелось оказаться дома, хотя туда тоже не всегда тянет. Они смеялись надо мной, ты знала об этом? Да, смеялись. — Бобби покраснел, потому что впервые в жизни открыто признался. — Потешались над моими постоянными разговорами о книжках, над тем, что я регулярно выполняю домашнюю работу. Словно у них была такая политика: лучший способ поступления в хороший колледж — не делать уроки. Да они даже в этот затрапезный УМО не смогут попасть, — сказал он, забыв, что говорит о голубой мечте Лиз. — А самое паршивое, что все, у кого сообразительные родители, уже давно смотались отсюда. Тем, кто остался, явно плевать.

— Мне не плевать, Бобби!

Эти слова, кажется, немного утешили его, и Лиз поспешила добавить:

— Ты обязательно выберешься и успеешь перевидать кучу новых мест!

— Да, я знаю, скорее бы.

Лиз только вздохнула в ответ.

— Люди ужасно относятся к тебе. И все из-за дурацкой выдумки, — негодовал Бобби. — Как будто услышали однажды «Сюзан-монстр» и теперь только этому и верят.

Пожав плечами, она тихо сказала:

— Слушай, Бобби… мне нужно сказать тебе кое-что очень важное. Только я не знаю как.

— Да брось, Лиз, это же я. Говори как есть.

Она молча взглянула сначала на свои бледные руки, измученные постоянным дождем, затем на толстый мягкий ковер, на потертые кеды… Судорожно сглотнув, Лиз сказала:

— Я… понимаешь, я бы знала, если бы Сюзан действительно умерла. Я бы это по-настоящему чувствовала.

Бобби резко отодвинулся и посмотрел в ее глаза.

— Лиз, она мертва. Ты похоронила ее.

— Да… мертва.

Он взял ее за плечи, сжав их маленькими ручками.

— И ты не виновата.

Лиз едва сдерживалась. Откуда ему знать, чья это вина? Кто вообще может быть в чем-то уверен!

— Она снилась тебе после своей смерти?

— Нет, — сказал Бобби, отведя глаза, и Лиз сразу поняла, что он лжет. Но зачем?

— А помнишь, мы как-то говорили о моем страхе — будто Сюзан может причинить мне боль во сне?

Дернувшись, Бобби отклонился еще дальше. Вероятно, он и сам этого не заметил, но Лиз увидела.

— Угу.

Она притронулась к шее, где раньше были красные следы.

— Мне кажется, я была права. Хотя все произошло не совсем так, как я предполагала.

Бобби уставился на нее, и Лиз срочно нужно было рассмеяться и сказать что-нибудь вроде: «Ой, ну зачем ты меня вообще слушаешь?! Я тут такой бред несу, в пору вешаться. Точно я — вторая Люсиль Болл!» [9]

Но Лиз не изменила выражения лица.

— В каком-то смысле она ведь и вправду была ведьмой с рождения. Ее взгляду открывалось то, чего не могли видеть другие люди, поэтому она и сошла с ума. Смотря на вещи, Сюзан каким-то образом оживляла их. Если бы она родилась в другом месте и люди лучше бы к ней относились, то с Сюзан было бы все в порядке! И дело не только в моем отце и его поступках, здесь все играет свою роль — то, как Сюзан родилась, сам Бедфорд, фабрика и мысли, которые она не могла контролировать.

Бобби покачал головой.

— О каких вещах ты говоришь? Я ничего не понимаю.

— Только представь: ты внутри какого-нибудь старого проклятого дома, и там холоднее, чем должно быть. Простое физическое свойство, верно? Атомы очень медленно двигаются. Предположим, Сюзан увидела причину этого холода — возможно, отголосок какого-нибудь события, произошедшего много раньше. К примеру, там совершили убийство или жил злой человек, и тогда становится еще холоднее из-за присутствия Сюзан. Видения, скрытые от обычного человека, наносят огромный вред, портят ее. А что, если Бедфорд — это один огромный проклятый дом, стены которого Сюзан оживила?..

— И ты во все это веришь? — спросил Бобби.

Лиз подняла глаза и принялась разглядывать днище бильярдного стола. Да, она ясно отдавала отчет своим словам и верила, ни на секунду не сомневаясь. Прожив двенадцать лет с Сюзан, она знала все наперед, но вопреки ожиданиям страх был не столь сильным. Скорее оцепенение.

— В своем сне, на кладбище, я слышала жужжание, ворох ужасных эмоций. Полагаю, это и преследовало Сюзан всю жизнь. Со временем шум становился все громче, потому что черное пятно росло, сила зла увеличивалась. Конечно, хорошее тоже случалось, но вскоре было забыто. Сюзан к нему не прислушивалась. Когда мы были в ее квартире, я видела в зеркалах страшные кривые лица… понимаешь? Но они все были мне знакомы. Я думала, что сошла с ума.

— Э-э-э… — промычал Бобби.

Лиз пыталась не смотреть на него, боясь, что не сможет сдержаться и заплачет.

— Сегодня в школе я снова слышала эти звуки, голоса… и видела некоторые лица из зеркал. В основном тех, кто смотрел на нас на парковке: Луис Андриас, мистер Бруттон, Стив Маккормак… Они были теми же самыми, но… другими. Злее.

— Я не успеваю за твоей мыслью, — сказал Бобби, но Лиз чувствовала, что он все понимает. Догадывается, но не хочет верить. И она не осуждала его, потому что сама не могла принять такое положение вешей.