Собрание сочинений в одном томе
вернуться

Высоцкий Владимир Семенович
Шрифт:

СТРАННАЯ СКАЗКА

В Тридевятом государстве (Трижды девять — двадцать семь) Все держалось на коварстве — Без проблем и без систем. Нет того чтобы сам — воевать, — Стал король втихаря попивать, Расплевался с королевой, Дочь оставил старой девой, — А наследник пошел воровать. В Тридесятом королевстве (Трижды десять — тридцать, что ль?) В добром дружеском соседстве Жил еще один король. Тишь да гладь, да спокойствие там, — Хоть король был отъявленный хам, Он прогнал министров с кресел, Оппозицию повесил — И скучал от тоски по делам. В Триодиннадцатом царстве (То бишь — в царстве Тридцать три) Царь держался на лекарстве: Воспалились пузыри. Был он — милитарист и вандал, — Двух соседей зазря оскорблял — Слал им каждую субботу Оскорбительную ноту, — Шел на международный скандал. В Тридцать третьем царь сказился: Не хватает, мол, земли, — На соседей покусился — И взбесились короли: «Обуздать его, смять!» — только глядь — Нечем в Двадцать седьмом воевать, А в Тридцатом — полководцы Все утоплены в колодце И вассалы восстать норовят… 1970

ПЕСЕНКА КИНОАКТЕРА

Словно в сказке, на экране — И не нужен чародей — В новом фильме вдруг крестьяне Превращаются в князей! То купец — то неимущий, То добряк — а то злодей, — В жизни же — почти непьющий И отец восьми детей. Мальчишки, мальчишки бегут по дворам, Загадочны и голосисты. Скорее! Спешите! Приехали к вам Живые киноартисты! Но для нашего для брата, Откровенно говоря, Иногда сыграть солдата Интересней, чем царя. В жизни всё без изменений, А в кино: то бог — то вор, — Много взлетов и падений Испытал киноактер. Мальчишки, мальчишки бегут по дворам, Загадочны и голосисты. Скорее! Спешите! Приехали к вам Живые киноартисты! Сколько версий, сколько спора Возникает тут и там! Знают про киноактера Даже больше, чем он сам. И повсюду обсуждают, И со знаньем говорят — Сколько в месяц получает И в который раз женат. Мальчишки, мальчишки — не нужно реклам — Загадочны и голосисты. Спешите! Скорее! Приехали к вам Живые киноартисты! Хватит споров и догадок — Дело поважнее есть. Тем, кто до сенсаций падок, Вряд ли интересно здесь. Знаете, в кино эпоха Может пролететь за миг. Люди видят нас, но — плохо То, что мы не видим их. Вот мы и спешим к незнакомым друзьям — И к взрослым и к детям, — На вас посмотреть, — все, что хочется вам, Спросите — ответим! 1970

«Комментатор из своей кабины…»

Комментатор из своей кабины Кроет нас для красного словца, — Но недаром клуб «Фиорентины» Предлагал мильон за Бышовца. Что ж, Пеле как Пеле, Объясняю Зине я, Ест Пеле крем-брюле, Вместе с Жаирзинио. Муром занялась прокуратура, — Что ему — реклама! — он и рад. Здесь бы Мур не выбрался из МУРа — Если б был у нас чемпионат. Я сижу на нуле, — Дрянь купил жене — и рад. А у Пеле — «шевроле» В Рио-де-Жанейро. Может, не считает и до ста он, — Но могу сказать без лишних слов: Был бы глаз второй бы у Тостао — Он вдвое больше б забивал голов. Что ж, Пеле как Пеле, Объясняю Зине я, Ест Пеле крем-брюле, Вместе с Жаирзинио. Я сижу на нуле, — Дрянь купил жене — и рад. А у Пеле — «шевроле» В Рио-де-Жанейро. 1970

ПЕСЕНКА ПРО ПРЫГУНА В ВЫСОТУ

Разбег, толчок… И стыдно подыматься: Во рту опилки, слезы из-под век, — На рубеже проклятом два двенадцать Мне планка преградила путь наверх. Я признаюсь вам как на духу: Такова вся спортивная жизнь, — Лишь мгновение ты наверху — И стремительно падаешь вниз. Но съем плоды запретные с древа я, И за хвост подергаю славу я. У кого толчковая — левая, А у меня толчковая — правая! Разбег, толчок… Свидетели паденья Свистят и тянут за ноги ко дну. Мне тренер мой сказал без сожаленья: «Да ты же, парень, прыгаешь в длину! У тебя — растяженье в паху; Прыгать с правой — дурацкий каприз, — Не удержишься ты наверху — Ты стремительно падаешь вниз». Но, задыхаясь словно от гнева я, Объяснил толково я: главное, Что у них толчковая — левая, А у меня толчковая — правая! Разбег, толчок… Мне не догнать канадца — Он мне в лицо смеется на лету! Я снова планку сбил на два двенадцать — И тренер мне сказал напрямоту, Что — начальство в десятом ряду, И что мне прополощут мозги, Если враз, в сей же час не сойду Я с неправильной правой ноги. Но лучше выпью зелье с отравою, Я над собою что-нибудь сделаю — Но свою неправую правую Я не сменю на правую левую! Трибуны дружно начали смеяться — Но пыл мой от насмешек не ослаб: Разбег, толчок, полет… И два двенадцать — Теперь уже мой пройденный этап! Пусть болит моя травма в паху, Пусть допрыгался до хромоты, — Но я все-таки был наверху — И меня не спихнуть с высоты! Я им всем показал «ху из ху», — Жаль, жена подложила сюрприз: Пока я был на самом верху — Она с кем-то спустилася вниз… Но съел плоды запретные с древа я, И за хвост подергал все же славу я, — Пусть у них толчковая — левая, Но моя толчковая — правая! 1970

БЕГ ИНОХОДЦА

Я скачу, но я скачу иначе, — По камням, по лужам, по росе, — Бег мой назван иноходью — значит: По-другому, то есть — не как все. Мне набили раны на спине, Я дрожу боками у воды. Я согласен бегать в табуне — Но не под седлом и без узды! Мне сегодня предстоит бороться, — Ск'aчки! — я сегодня фаворит. Знаю, ставят все на иноходца, — Но не я — жокей на мне хрипит! Он вонзает шпоры в ребра мне, Зубоскалят первые ряды… Я согласен бегать в табуне — Но не под седлом и без узды! Нет, не будут золотыми горы — Я последним цель пересеку: Я ему припомню эти шпоры — Засбою, отстану на скаку!.. Колокол! Жокей мой «на коне» — Он смеется в предвкушенье мзды. Ох, как я бы бегал в табуне, — Но не под седлом и без узды! Что со мной, что делаю, как смею — Потакаю своему врагу! Я собою просто не владею — Я прийти не первым не могу! Что же делать? Остается мне — Вышвырнуть жокея моего И бежать, как будто в табуне, — Под седлом, в узде, но — без него! Я пришел, а он в хвосте плетется — По камням, по лужам, по росе… Я впервые не был иноходцем — Я стремился выиграть, как все! 1970

«Я несла свою Беду…»

Я несла свою Беду по весеннему по льду, — Обломился лед — душа оборвалася — Камнем п'oд воду пошла, — а Беда — хоть тяжела, А за острые края задержалася. И Беда с того вот дня ищет п'o свету меня, — Слухи ходят — вместе с ней — с Кривотолками. А что я не умерла — знала голая ветла И еще — перепела с перепелками. Кто ж из них сказал ему, господину моему, — Только — выдали меня, проболталися, — И, от страсти сам не свой, он отправился за мной, Ну а с ним — Беда с Молвой увязалися. Он настиг меня, догнал — обнял, на руки поднял, — Рядом с ним в седле Беда ухмылялася. Но остаться он не мог — был всего один денек, — А Беда — на вечный срок задержалася… 1970

БАНЬКА ПО-ЧЕРНОМУ

Копи! Ладно, мысли свои вздорные копи! Топи! Ладно, баню мне по-черному топи! Вопи! Все равно меня утопишь, но — вопи!.. Топи! Только баню мне как хочешь натопи. Ох, сегодня я отмаюсь, эх, освоюсь! Но сомневаюсь, что отмоюсь! Не спи! Где рубаху мне по пояс добыла?! Топи! Ох, сегодня я отмоюсь добела! Кропи! В бане стены закопченные кропи! Топи! Слышишь, баню мне по-черному топи! Ох, сегодня я отмаюсь, эх, освоюсь! Но сомневаюсь, что отмоюсь! Кричи! Загнан в угол зельем, словно гончей — лось. Молчи! У меня давно похмелье кончилось. Терпи! Ты ж сама по дури пр'oдала меня! Топи! Чтоб я чист был, как щенок, к исходу дня! Ох, сегодня я отмаюсь, эх, освоюсь! Но сомневаюсь, что отмоюсь! Купи! Хоть кого-то из охранников купи! Топи! Слышишь, баню ты мне раненько топи! Вопи! Все равно меня утопишь, но — вопи!.. Топи! Эту баню мне как хочешь, но — топи! Ох, сегодня я отмаюсь, эх, освоюсь! Но сомневаюсь, что отмоюсь! <1970>

МАРШ ШАХТЕРОВ

Не космос — метры грунта надо мной, И в шахте не до праздничных процессий, — Но мы владеем тоже внеземной — И самою земною из профессий! Любой из нас — ну чем не чародей?! Из преисподней наверх уголь мечем. Мы топливо отнимем у чертей — Свои котлы топить им будет нечем! Взорвано, уложено, сколото Черное надежное золото. Да, сами мы — как дьяволы — в пыли, Зато наш поезд не уйдет порожний. Терзаем чрево матушки-Земли — Но на земле теплее и надежней. Вот вагонетки, душу веселя, Проносятся как в фильме о погонях, — И шуточку «Даешь стране угля!» Мы чувствуем на собственных ладонях. Взорвано, уложено, сколото Черное надежное золото. Вор'oнками изрытые поля Не позабудь — и оглянись во гневе, — Но нас, благословенная Земля, Прости за то, что роемся во чреве. Не бойся заблудиться в темноте И захлебнуться пылью — не один ты! Вперед и вниз! Мы будем на щите — Мы сами рыли эти лабиринты! Взорвано, уложено, сколото Черное надежное золото. Зима 1970/71