Собрание сочинений в одном томе
вернуться

Высоцкий Владимир Семенович
Шрифт:

МИЛИЦЕЙСКИЙ ПРОТОКОЛ

Считай по-нашему, мы выпили не много — Не вру, ей-бога, — скажи, Серега! И если б водку гнать не из опилок, То чё б нам было с пяти бутылок! …Вторую пили близ прилавка в закуточке, — Но это были еще цветочки, — Потом — в скверу, где детские грибочки, Потом — не помню, — дошел до точки. Я пил из горлышка, с устатку и не евши, Но — как стекло был, — остекленевший. А уж когда коляска подкатила, Тогда в нас было — семьсот на рыло! Мы, правда, третьего насильно затащили, — Ну, тут промашка — переборщили. А что очки товарищу разбили — Так то портвейном усугубили. Товарищ первый нам сказал, что, мол, уймитесь, Что — не буяньте, что — разойдитесь. На «разойтись» я сразу ж согласился — И разошелся, — и расходился! Но если я кого ругал — карайте строго! Но это вряд ли, — скажи, Серега! А что упал — так то от помутненья, Орал не с горя — от отупенья. …Теперь дозвольте пару слов без протокола. Чему нас учит семья и школа? Что жизнь сама таких накажет строго. Тут мы согласны, — скажи, Серега! Вот он проснется утром — протрезвеет — скажет: Пусть жизнь осудит, пусть жизнь накажет! Так отпустите — вам же легче будет: Чего возиться, раз жизнь осудит! Вы не глядите, что Сережа все кивает, — Он соображает, все понимает! А что молчит — так это от волненья, От осознанья и просветленья. Не запирайте, люди, — плачут дома детки, — Ему же — в Химки, а мне — в Медведки!.. Да, все равно: автобусы не ходят, Метро закрыто, в такси не содят. Приятно все-таки, что нас тут уважают: Гляди — подвозят, гляди — сажают! Разбудит утром не петух, прокукарекав, — Сержант подымет — как человеков! Нас чуть не с музыкой проводят, как проспимся. Я рупь заначил, — опохмелимся! И все же, брат, трудна у нас дорога! Эх, бедолага! Ну спи, Серега! 1971

ПЕСНЯ КОНЧЕНОГО ЧЕЛОВЕКА

Истома ящерицей ползает в костях, И сердце с трезвой головой не на ножах, И не захватывает дух на скоростях, Не холодеет кровь на виражах. И не прихватывает горло от любви, И нервы больше не внатяжку, — хочешь — рви, — Провисли нервы, как веревки от белья, И не волнует, кто кого, — он или я. На коне, — толкани — я с коня. Только не, только ни у меня. Не пью воды — чтоб стыли зубы — питьевой И ни событий, ни людей не тороплю. Мой лук валяется со сшившей тетивой, Все стрелы сломаны — я ими печь топлю. Не напрягаюсь, не стремлюсь, а как-то так… Не вдохновляет даже самый факт атак. Сорви-голов не принимаю и корю, Про тех, кто в омут с головой, — не говорю. На коне, — толкани — я с коня. Только не, только ни у меня. И не хочу ни выяснять, ни изменять И ни вязать и ни развязывать узлы. Углы тупые можно и не огибать, Ведь после острых — это не углы. Свободный ли, тугой ли пояс — мне-то что! Я пули в лоб не удостоюсь — не за что. Я весь прозрачный, как раскрытое окно, И неприметный, как льняное полотно. На коне, — толкани — я с коня. Только не, только ни у меня. Не ноют раны, да и шрамы не болят — На них наложены стерильные бинты. И не волнуют, не свербят, не теребят Ни мысли, ни вопросы, ни мечты. Любая нежность душу не разбередит, И не внушит никто, и не разубедит. А так как чужды всякой всячины мозги, То ни предчувствия не жмут, ни сапоги. На коне, — толкани — я с коня. Только не, только ни у меня. Ни философский камень больше не ищу, Ни корень жизни, — ведь уже нашли женьшень. Не вдохновляюсь, не стремлюсь, не трепещу И не надеюсь поразить мишень. Устал бороться с притяжением земли — Лежу, — так больше расстоянье до петли. И сердце дергается словно не во мне, — Пора туда, где только ни и только не. На коне, — толкани — я с коня. Только не, только ни у меня. 1971

ПЕСНЯ О ШТАНГИСТЕ

Василию Алексееву

Как спорт — поднятье тяжестей не ново В истории народов и держав: Вы помните, как некий грек другого Поднял и бросил, чуть попридержав? Как шею жертвы, круглый гриф сжимаю — Чего мне ждать: оваций или — свист? Я от земли Антея отрываю, Как первый древнегреческий штангист. Не отмечен грацией мустанга, Скован я, в движениях не скор. Штанга, перегруженная штанга — Вечный мой соперник и партнер. Такую неподъемную громаду Врагу не пожелаю своему — Я подхожу к тяжелому снаряду С тяжелым чувством: вдруг не подниму?! Мы оба с ним как будто из металла. Но только он — действительно металл. А я так долго шел до пьедестала, Что вмятины в помосте протоптал. Не отмечен грацией мустанга, Скован я, в движениях не скор. Штанга, перегруженная штанга — Вечный мой соперник и партнер. Повержен враг на землю — как красиво! — Но крик «Вес взят!» у многих на слуху. «Вес взят!» — прекрасно, но несправедливо: Ведь я внизу, а штанга наверху. Такой триумф подобен пораженью, А смысл победы до смешного прост: Все дело в том, чтоб, завершив движенье, С размаху штангу бросить на помост. Не отмечен грацией мустанга, Скован я, в движениях не скор. Штанга, перегруженная штанга — Вечный мой соперник и партнер. Он вверх ползет — чем дальше, тем безвольней, — Мне напоследок мышцы рвет по швам. И со своей высокой колокольни Мне зритель крикнул: «Брось его к чертям!» Еще одно последнее мгновенье — И брошен наземь мой железный бог! …Я выполнял обычное движенье С коротким злым названием «рывок». 1971

«Целуя знамя в пропыленный шелк…»

Целуя знамя в пропыленный шелк И выплюнув в отчаянье протезы, Фельдмаршал звал: «Вперед, мой славный полк! Презрейте смерть, мои головорезы!» Измятыми знаменами горды, Воспалены талантливою речью, — Расталкивая спины и зады, Одни стремились в первые ряды — И первыми ложились под картечью. Хитрец — и тот, который не был смел, — Не пожелав платить такую цену, Полз в задний ряд — но там не уцелел: Его свои же брали на прицел — И в спину убивали за измену. Сегодня каждый третий — без сапог, Но после битвы — заживут как крезы, — Прекрасный полк, надежный, верный полк — Отборные в полку головорезы! А третии — средь битвы и беды Старались сохранить и грудь и спину, — Не выходя ни в первые ряды, Ни в задние, — но как из-за еды Дрались за золотую середину. Они напишут толстые труды И будут гибнуть в рамах, на картине, — Те, кто не вышли в первые ряды, Но не были и сзади — и горды, Что честно прозябали в середине. Уже трубач без почестей умолк, Не слышно меди, тише звон железа, — Разбит и смят надежный, верный полк, В котором сплошь одни головорезы. Но нет, им честь знамен не запятнать. Дышал фельдмаршал весело и ровно, — Чтоб их в глазах потомков оправдать, Он молвил: «Кто-то должен умирать — А кто-то должен выжить, — безусловно!» Пусть нет звезды тусклее, чем у них, — Уверенно дотянут до кончины — Скрываясь за отчаянных и злых, Последний ряд оставив для других — Умеренные люди середины. В грязь втоптаны знамена, смятый шелк, Фельдмаршальские жезлы и протезы. Ах, славный полк!.. Да был ли славный полк, В котором сплошь одни головорезы?! 1971

«Так дымно, что в зеркале нет отраженья…»

Так дымно, что в зеркале нет отраженья И даже напротив не видно лица, И пары успели устать от круженья, — И все-таки я допою до конца! Все нужные ноты давно сыграли, Сгорело, погасло вино в бокале, Минутный порыв говорить — пропал, — И лучше мне молча допить бокал… Полгода не балует солнцем погода, И души застыли под коркою льда, — И, видно, напрасно я жду ледохода, И память не может согреть в холода. Все нужные ноты давно сыграли, Сгорело, погасло вино в бокале, Минутный порыв говорить — пропал, — И лучше мне молча допить бокал… В оркестре играют устало, сбиваясь, Смыкается круг — не порвать мне кольца… Спокойно! Мне лучше уйти улыбаясь, — И все-таки я допою до конца! Все нужные ноты давно сыграли, Сгорело, погасло вино в бокале, Тусклей, равнодушней оскал зеркал… И лучше мне просто разбить бокал! 1971

«Не заманишь меня на эстрадный концерт…»

Не заманишь меня на эстрадный концерт, Ни на западный фильм о ковбоях: Матч финальный на первенство СССР — Мне сегодня болеть за обоих! Так прошу: не будите меня поутру — Не проснусь по гудку и сирене, — Я болею давно, а сегодня — помру На Центральной спортивной арене. Буду я помирать — вы снесите меня До агонии и до конвульсий Через западный сектор, потом на коня — И несите до паузы в пульсе. Но прошу: не будите меня на ветру — Не проснусь как Джульетта на сцене, — Все равно я сегодня возьму и умру На Центральной спортивной арене. Пронесите меня, чтоб никто ни гугу: Кто-то умер — ну что ж, всё в порядке, — Закопайте меня вы в центральном кругу, Или нет — во вратарской площадке! …Да, лежу я в центральном кругу на лугу, Шлю проклятья Виленеву Пашке, — Но зато — по мне все футболисты бегут, Словно раньше по телу мурашки. Вижу я все развитие быстрых атак, Уличаю голкипера в фальши, — Вижу все — и теперь не кричу как дурак: Мол, на мыло судью или дальше… Так прошу: не будите меня поутру, Глубже чем на полметра не ройте, — А не то я вторичною смертью помру — Будто дважды погибший на фронте. 1971

КОНИ ПРИВЕРЕДЛИВЫЕ

Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю… Что-то воздуху мне мало — ветер пью, туман глотаю, — Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю! Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее! Вы тугую не слушайте плеть! Но что-то кони мне попались привередливые — И дожить не успел, мне допеть не успеть. Я коней напою, я куплет допою — Хоть мгновенье еще постою на краю… Сгину я — меня пушинкой ураган сметет с ладони, И в санях меня галопом повлекут по снегу утром, — Вы на шаг неторопливый перейдите, мои кони, Хоть немного, но продлите путь к последнему приюту! Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее! Не указчики вам кнут и плеть. Но что-то кони мне попались привередливые — И дожить не успел, мне допеть не успеть. Я коней напою, я куплет допою — Хоть мгновенье еще постою на краю… Мы успели: в гости к Богу не бывает опозданий, — Что ж там ангелы поют такими злыми голосами?! Или это колокольчик весь зашелся от рыданий, Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?! Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее! Умоляю вас вскачь не лететь! Но что-то кони мне попались привередливые — Коль дожить не успел, так хотя бы — допеть! Я коней напою, я куплет допою — Хоть мгновенье еще постою на краю… 1972

БЕЛОЕ БЕЗМОЛВИЕ

Все года, и века, и эпохи подряд Все стремится к теплу от морозов и вьюг, — Почему ж эти птицы на север летят, Если птицам положено — только на юг? Слава им не нужна — и величие, Вот под крыльями кончится лед — И найдут они счастие птичее Как награду за дерзкий полет! Что же нам не жилось, что же нам не спалось? Что нас выгнало в путь по высокой волне? Нам сиянье пока наблюдать не пришлось, — Это редко бывает — сиянья в цене! Тишина… Только чайки — как молнии, — Пустотой мы их кормим из рук. Но наградою нам за безмолвие Обязательно будет звук! Как давно снятся нам только белые сны — Все иные оттенки снега занесли, — Мы ослепли — темно от такой белизны, — Но прозреем от черной полоски земли. Наше горло отпустит молчание, Наша слабость растает как тень, — И наградой за ночи отчаянья Будет вечный полярный день! Север, воля, надежда — страна без границ, Снег без грязи — как долгая жизнь без вранья. Воронье нам не выклюет глаз из глазниц — Потому что не водится здесь воронья. Кто не верил в дурные пророчества, В снег не лег ни на миг отдохнуть — Тем наградою за одиночество Должен встретиться кто-нибудь! 1972