Собрание сочинений в одном томе
вернуться

Высоцкий Владимир Семенович
Шрифт:

ПЕСНЯ ПРО БЕЛОГО СЛОНА

Жили-были в Индии с самой старины Дикие огромные серые слоны — Слоны слонялись в джунглях без маршрута, — Один из них был белый почему-то. Добрым глазом, тихим нравом отличался он, И умом, и мастью благородной, — Средь своих собратьев серых — белый слон Был, конечно, белою вороной. И владыка Индии — были времена — Мне из уважения подарил слона. «Зачем мне слон?» — спросил я иноверца, А он сказал: «В слоне — большое сердце…» Слон мне сделал реверанс, а я ему — поклон, Речь моя была незлой и тихой, — Потому что этот самый — белый слон Был к тому же белою слонихой. Я прекрасно выглядел, сидя на слоне, Ездил я по Индии — сказочной стране, — Ах, где мы только вместе ни скитались! И в тесноте отлично уживались. И бывало, шли мы петь под чей-нибудь балкон, — Дамы так и прыгали из спален… Надо вам сказать, что этот белый слон Был необычайно музыкален. Карту мира видели вы наверняка — Знаете, что в Индии тоже есть река, — Мой слон и я питались соком манго, И как-то потерялись в дебрях Ганга. Я метался по реке, забыв еду и сон, Безвозвратно подорвал здоровье… А потом сказали мне: «Твой белый слон Встретил стадо белое слоновье…» Долго был в обиде я, только — вот те на! — Мне владыка Индии вновь прислал слона: В виде украшения для трости — Белый слон, но из слоновой кости. Говорят, что семь слонов иметь — хороший тон, — На шкафу, как средство от напастей… Пусть гуляет лучше в белом стаде белый слон — Пусть он лучше не приносит счастья! 1972

ЧЕСТЬ ШАХМАТНОЙ КОРОНЫ

I. Подготовка

Я кричал: «Вы что ж там, обалдели? — Уронили шахматный престиж!» Мне сказали в нашем спортотделе: «Ага, прекрасно — ты и защитишь! Но учти, что Фишер очень ярок, — Даже спит с доскою — сила в ём, Он играет чисто, без помарок…» Ничего, я тоже не подарок, — У меня в запасе — ход конем. Ох вы мускулы стальные, Пальцы цепкие мои! Эх, резные, расписные Деревянные ладьи! Друг мой, футболист, учил: «Не бойся, — Он к таким партнерам не привык. За тылы и центр не беспокойся, А играй по краю — напрямик!..» Я налег на бег, на стометровки, В бане вес согнал, отлично сплю, Были по хоккею тренировки… В общем, после этой подготовки — Я его без мата задавлю! Ох вы сильные ладони, Мышцы крепкие спины! Эх вы кони мои, кони, Ох вы милые слоны! «Не спеши и, главное, не горбись, — Так боксер беседовал со мной. — В ближний бой не лезь, работай в корпус, Помни, что коронный твой — прямой». Честь короны шахматной — на карте, — Он от пораженья не уйдет: Мы сыграли с Талем десять партий — В преферанс, в очко и на бильярде, — Таль сказал: «Такой не подведет!» Ох, рельеф мускулатуры! Дельтовидные — сильны! Что мне легкие фигуры, Эти кони да слоны! И в буфете, для других закрытом, Повар успокоил: «Не робей! Ты с таким прекрасным аппетитом — Враз проглотишь всех его коней! Ты присядь перед дорогой дальней — И бери с питанием рюкзак. На двоих готовь пирог пасхальный: Этот Шифер — хоть и гениальный, — А небось покушать не дурак!» Ох мы — крепкие орешки! Мы корону — привезем! Спать ложусь я — вроде пешки, Просыпаюся — ферзем!

II. Игра

Только прилетели — сразу сели. Фишки все заранее стоят. Фоторепортеры налетели — И слепят, и с толку сбить хотят. Но меня и дома — кто положит? Репортерам с ног меня не сбить!.. Мне же неумение поможет: Этот Шифер ни за что не сможет Угадать, чем буду я ходить. Выпало ходить ему, задире, — Говорят, он белыми мастак! — Сделал ход с е2 на е4… Чтой-то мне знакомое… Так-так! Ход за мной — что делать?! Надо, Сева, — Наугад, как ночью по тайге… Помню — всех главнее королева: Ходит взад-вперед и вправо-влево, — Ну а кони вроде — буквой «Г». Эх, спасибо заводскому другу — Научил, как ходят, как сдают… Выяснилось позже — я с испугу Разыграл классический дебют! Все следил, чтоб не было промашки, Вспоминал все повара в тоске. Эх, сменить бы пешки на рюмашки — Живо б прояснилось на доске! Вижу, он нацеливает вилку — Хочет есть, — и я бы съел ферзя… Под такой бы закусь — да бутылку! Но во время матча пить нельзя. Я голодный, посудите сами: Здесь у них лишь кофе да омлет, — Клетки — как круги перед глазами, Королей я путаю с тузами И с дебютом путаю дуплет. Есть примета — вот я и рискую: В первый раз должно мне повезти. Я его замучу, зашахую — Мне дай только дамку провести! Не мычу не т'eлюсь, весь — как вата. Надо что-то бить — уже пора! Чем же бить? Ладьею — страшновато, Справа в челюсть — вроде рановато, Неудобно — первая игра. …Он мою защиту разрушает — Старую индийскую — в момент, — Это смутно мне напоминает Индо-пакистанский инцидент. Только зря он шутит с нашим братом — У меня есть мера, даже две: Если он меня прикончит матом, Я его — через бедро с захватом, Или — ход конем — по голове! Я еще чуток добавил прыти — Все не так уж сумрачно вблизи: В мире шахмат пешка может выйти — Если тренируется — в ферзи! Шифер стал на хитрости пускаться: Встанет, пробежится и — назад; Предложил тур'aми поменяться, — Ну еще б ему меня не опасаться — Когда я лежа жму сто пятьдесят! Я его фигурку смерил оком, И когда он объявил мне шах — Обнажил я бицепс ненароком, Даже снял для верности пиджак. И мгновенно в зале стало тише, Он заметил, что я привстаю… Видно, ему стало не до фишек — И хваленый пресловутый Фишер Тут же согласился на ничью. 1972

БАЛЛАДА О ГИПСЕ

Нет острых ощущений — всё старье, гнилье и хлам, — Того гляди, с тоски сыграю в ящик. Балкон бы, что ли, сверху, иль автобус — пополам, — Вот это боле-мене подходяще! Повезло! Наконец повезло! — Видел бог, что дошел я до точки! — Самосвал в тридцать тысяч кило Мне скелет раздробил на кусочки! Вот лежу я на спине, Загипсованный, — Кажный член у мене — Расфасованный По отдельности До исправности, — Все будет в цельности И в сохранности! Эх, жаль, что не роняли вам на череп утюгов, — Скорблю о вас — как мало вы успели! — Ах, это просто прелесть — сотрясение мозгов, Ах, это наслажденье — гипс на теле! Как броня — на груди у меня, На руках моих — крепкие латы, — Так и хочется крикнуть: «Коня мне, коня!» — И верхом ускакать из палаты! Но лежу я на спине, Загипсованный, — Кажный член у мене — Расфасованный По отдельности До исправности, — Все будет в цельности И в сохранности! Задавлены все чувства — лишь для боли нет преград, — Ну что ж, мы часто сами чувства губим, — Зато я, как ребенок, — весь спеленутый до пят И окруженный человеколюбьем! Под влияньем сестрички ночной Я любовию к людям проникся — И, клянусь, до доски гробовой Я б остался невольником гипса! Вот лежу я на спине, Загипсованный, — Кажный член у мене — Расфасованный По отдельности До исправности, — Все будет в цельности И в сохранности! Вот жаль, что мне нельзя уже увидеть прежних снов: Они — как острый нож для инвалида, — Во сне я рвусь наружу из-под гипсовых оков, Мне снятся свечи, рифмы и коррида… Ах, надежна ты, гипса броня, От того, кто намерен кусаться! Но одно угнетает меня: Что никак не могу почесаться, — Что лежу я на спине, Загипсованный, — Кажный член у мене — Расфасованный По отдельности До исправности, — Все будет в цельности И в сохранности! Так, я давно здоров, но не намерен гипс снимать: Пусть руки стали чем-то вроде бивней, Пусть ноги опухают — мне на это наплевать, — Зато кажусь значительней, массивней! Я под гипсом хожу ходуном, Наступаю на пятки прохожим, — Мне удобней казаться слоном И себя ощущать толстокожим! И по жизни я иду, Загипсованный, — Кажный член — на виду, Расфасованный По отдельности До исправности, — Все будет в цельности И в сохранности! 1972

«Прошла пора вступлений и прелюдий…»

Прошла пора вступлений и прелюдий, — Все хорошо — не вру, без дураков: Меня к себе зовут большие люди — Чтоб я им пел «Охоту на волков»… Быть может, запись слышал из окон, А может быть, с детьми ухи не сваришь — Как знать, — но приобрел магнитофон Какой-нибудь ответственный товарищ. И, предаваясь будничной беседе В кругу семьи, где свет торшера тускл, — Тихонько, чтоб не слышали соседи, Он взял да и нажал на кнопку «пуск». И там, не разобрав последних слов, — Прескверный дубль достали на работе, — Услышал он «Охоту на волков» И кое-что еще на обороте. И всё прослушав до последней ноты, И разозлясь, что слов последних нет, Он поднял трубку: «Автора „Охоты“ Ко мне пришлите завтра в кабинет!» Я не хлебнул для храбрости винца, — И, подавляя частую икоту, С порога — от начала до конца — Я проорал ту самую «Охоту». Его просили дети, безусловно, Чтобы была улыбка на лице, — Но он меня прослушал благосклонно И даже аплодировал в конце. И об стакан бутылкою звеня, Которую извлек из книжной полки, Он выпалил: «Да это ж — про меня! Про нас про всех — какие, к черту, волки!» …Ну все, теперь, конечно, что-то будет — Уже три года в день по пять звонков: Меня к себе зовут большие люди — Чтоб я им пел «Охоту на волков». 1972

«Так случилось — мужчины ушли…»

Так случилось — мужчины ушли, Побросали посевы до срока, — Вот их больше не видно из окон — Растворились в дорожной пыли. Вытекают из колоса зерна — Эти слезы несжатых полей, И холодные ветры проворно Потекли из щелей. Мы вас ждем — торопите коней! В добрый час, в добрый час, в добрый час! Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины… А потом возвращайтесь скорей: Ивы плачут по вас, И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины. Мы в высоких живем теремах — Входа нет никому в эти зданья: Одиночество и ожиданье Вместо вас поселились в домах. Потеряла и свежесть и прелесть Белизна ненадетых рубах, Да и старые песни приелись И навязли в зубах. Мы вас ждем — торопите коней! В добрый час, в добрый час, в добрый час! Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины… А потом возвращайтесь скорей: Ивы плачут по вас, И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины. Все единою болью болит, И звучит с каждым днем непрестанней Вековечный надрыв причитаний Отголоском старинных молитв. Мы вас встретим и пеших, и конных, Утомленных, нецелых — любых, — Только б не пустота похоронных, Не предчувствие их! Мы вас ждем — торопите коней! В добрый час, в добрый час, в добрый час! Пусть попутные ветры не бьют, а ласкают вам спины… А потом возвращайтесь скорей, Ибо плачут по вас, И без ваших улыбок бледнеют и сохнут рябины. 1972

«Проложите, проложите…»

Проложите, проложите Хоть туннель по дну реки И без страха приходите На вино и шашлыки. И гитару приносите, Подтянув на ней колки, — Но не забудьте — затупите Ваши острые клыки. А когда сообразите — Все пути приводят в Рим, — Вот тогда и приходите, Вот тогда поговорим. Нож забросьте, камень выньте Из-за пазухи своей И перебросьте, перекиньте Вы хоть жердь через ручей. За посев ли, за покос ли — Надо взяться, поспешать, — А прохлопав, сами после Локти будете кусать. Сами будете не рады, Утром вставши, — вот те раз! — Все мосты через преграды Переброшены без нас. Так проложите, проложите Хоть туннель по дну реки! Но не забудьте — затупите Ваши острые клыки! 1972

ЖЕРТВА ТЕЛЕВИДЕНЬЯ

Есть телевизор — подайте трибуну, — Так проору — разнесется на мили! Он — не окно, я в окно и не плюну, — Мне будто дверь в целый мир прорубили. Всё на дому — самый полный обзор: Отдых в Крыму, ураган и Кобзон. Фильм, часть седьмая — тут можно поесть: Я не видал предыдущие шесть. Врубаю первую — а там ныряют, — Ну, это так себе, а с двадцати — «А ну-ка, девушки!» — что вытворяют! И все — в передничках, — с ума сойти! Есть телевизор — мне дом не квартира, — Я всею скорбью скорблю мировою, Грудью дышу я всем воздухом мира, Никсона вижу с его госпожою. Вот тебе раз! Иностранный глава — Прямо глаз в глаз, к голове голова, — Чуть пододвинул ногой табурет — И оказался с главой тет-на-тет. Потом — ударники в хлебопекарне, — Дают про выпечку до десяти. И вот любимая — «А ну-ка, парни!» — Стреляют, прыгают, — с ума сойти! Если не смотришь — ну пусть не болван ты, Но уж, по крайности, богом убитый: Ты же не знаешь, что ищут таланты, Ты же не ведаешь, кто даровитый! Как убедить мне упрямую Настю?! — Настя желает в кино — как суббота, — Настя твердит, что проникся я страстью К глупому ящику для идиота. Да, я проникся — в квартиру зайду, Глядь — дома Никсон и Жорж Помпиду! Вот хорошо — я бутылочку взял, — Жорж — посошок, Ричард, правда, не стал. Ну а действительность еще кошмарней, — Врубил четвертую — и на балкон: «А ну-ка, девушки!» «А ну-ка, п'aрням!» Вручают премию в О-О-ООН! …Ну а потом, на Канатчиковой даче, Где, к сожаленью, навязчивый сервис, Я и в бреду всё смотрел передачи, Всё заступался за Анджелу Дэвис. Слышу: не плачь — всё в порядке в тайге, Выигран матч СССР — ФРГ, Сто негодяев захвачены в плен, И Магомаев поет в КВН. Ну а действительность еще шикарней — Два телевизора — крути-верти: «А ну-ка, девушки!» — «А ну-ка, парни!», — За них не боязно с ума сойти! 1972