Он не отвечал.

— Хорошо, — сказал я, — подумайте. Я в любом случае напишу показания, о которых вы просите. Я положу их в ваш почтовый ящик.

Он поблагодарил меня слабой улыбкой, насколько ему позволяла разбитая губа, и вышел.

Поедая печенку (почти полностью остывшую), я разбирал сегодняшнюю почту. Среди прочего отыскалось приглашение на презентацию книги, которая должна была состояться в помещении приходской церкви в районе Буссика. Речь шла о выпущенном тиражом в триста экземпляров, на 250-граммовой бумаге «Arches», издательством «Золотой серп» при поддержке Генерального совета поэтическом сборнике Жеанны де Куртемин, озаглавленном «Стирание/Вычеркивание» (именно так, через косую черту), иллюстрированном шестью гравюрами оксеррского художника Клода Бузена, оригиналы которых будут выставлены на презентации. Посетителям был обещан также «дружеский стаканчик». Я мог бы со смехом выбросить это приглашение в мусорное ведро, если бы на нем не было приписано от руки и подчеркнуто: «Ни в коем случае не пропусти!» Я узнал энергичный почерк Филибера. Мне пришло в голову, что, судя по воодушевлению моего приятеля, эта поэтесса с косой чертой наверняка гораздо более молода и симпатична, чем можно предположить по ее имени с дворянской приставкой.

Занося место и время презентации в свой ежедневник, я с неудовольствием обнаружил, что в тот же самый день и час будет проходить презентация романа Жан-Жака Маршаля в Доме прессы. Да уж, в культурных событиях в Оксерре явно нет недостатка — прямо хоть разорвись!

Телефон снова зазвонил. Я не успел вовремя поднять трубку из-за того, что очищал яблоко от кожуры, и, когда все же это сделал, на том конце трубку уже положили. Но не прошло и минуты, как раздался повторный звонок. Я ответил тотчас же, хотя рот у меня был набит рассыпчатой яблочной мякотью, и вместо классического «алло» получилось какое-то угрожающее «ао». Это оказался Бальзамировщик.

Но выяснилось, что это не он звонил минуту назад. Он же хотел только сообщить, что сейчас у него небольшой перерыв в работе до пяти вечера и он будет рад ответить на мои вопросы, если это меня по-прежнему интересует.

Я сказал, что буду ему крайне признателен и зайду к нему через пару минут. Перед этим я поспешно набросал на листе бумаги крупными буквами: «Я, нижеподписавшийся, Кристоф Ренье, подтверждаю, что обнаружил находившегося без сознания мсье Жан-Марка Леонара, который, очевидно, стал жертвой разбойного нападения, 3 июня сего года, около 2.30 утра, у дома номер 6 по улице Тампль».

И вот теперь я, в свою очередь, в первый раз (но, разумеется, не в последний!) входил в обиталище Бальзамировщика. В противоположность Эглантине и, скорее всего, потому, что я не заходил в комнату с чучелами животных, я бы не сказал, что это «свалка», — очень чистое, даже немного «стерильное» место. Если уж говорить начистоту — я, несомненно, был жертвой предрассудков, связанных с ремеслом мсье Леонара: внутренний голос твердил мне о запахе sui generis [32] и даже о запахе смерти, что было очевидным преувеличением, ибо казалось маловероятным, что мсье Леонар работает на дому.

Он провел меня в просторную светлую гостиную, о существовании которой я раньше не догадывался по той простой причине, что ее высокие окна выходили не во двор. Потом усадил меня за стол, дождался, пока я включу диктофон, и неожиданно бодрым тоном сказал:

— Итак, что вы хотели узнать?

По его воодушевлению, которое лишь слегка сдерживали с трудом двигающиеся губы, я понял, что ему не терпится поговорить о своем ремесле — даже скорее призвании.

— Прежде всего, — начал я, — где конкретно вы работаете?

Он объяснил, что, после того как долгое время был сотрудником Центрального Йоннского похоронного бюро, занялся частной практикой. Вот уже около года он сам себе хозяин.Если не считать вызовов по просьбам агентов похоронных бюро города и окрестностей, он, если можно так выразиться, занимается надомной работой.Кроме того, ему удалось найти особенно хорошее место для мастерской — в районе Кламси.

Работает ли он в одиночестве? У него есть помощник, бывший боксер, очень сильный — «это важно, когда нужно переносить тела». Много ли у него коллег в Бургундии? Двое. «Я сам их обучал!» — с гордостью добавил он. Оказалось, что он не только наставник, но и один из пионеров в данной профессии.

— Но в чем именно заключается ваша работа? — спросил я.

— В точности вы могли бы это узнать, только если бы присутствовали на одном из моих сеансов. Но этого, — он измерил меня взглядом с ног до головы, — я вам не предлагаю… напрасно вы придаете себе такой уверенный вид… Грубо говоря, я обрабатываю тела таким образом, что они в течение определенного времени не поддаются разложению.

— Как во времена фараонов?

Он слегка улыбнулся, и в уголках его глаз появились морщинки.

— Нет, в наше время все гораздо скромнее. Прежде всего мы, если можно так выразиться, ничего не затрагиваем. Древнеегипетские бальзамировщики, напротив, извлекали из тел все внутренности — даже мозговую ткань.

— Они делали трепанацию черепа?

— Ничего подобного: они извлекали мозг через ноздри длинными крючьями, после того как вливали внутрь растворяющее вещество.

— Кошмар!

— Затем они высушивали тело, засыпая его натроном —натуральной содой. По тому же принципу засаливают ветчину. — Это он добавил одновременно шутливым и смущенным тоном. — Затем обматывали тело полосами ткани.