Шрифт:
Жан Моравски ждал меня в зале периодики и справочных изданий. Чтобы наш разговор не помешал десятку читателей, которые уже погрузились в свои газеты («каждый из них — как водолаз в своем персональном море», по выражению Моравски), он открыл небольшую едва заметную дверцу и провел меня в свой кабинет. Все вокруг было завалено книгами — старинными, в коричневых кожаных переплетах с золотым тиснением, современными, а также альбомами и газетными подшивками в красных или синих кожаных папках. Он усадил меня, а сам остался стоять перед огромным столом со множеством папок, аккуратно надписанных и сложенных в стопки. Я протянул ему список вопросов, который он долго изучал, прежде чем заметил, слегка ухмыльнувшись:
— Весьма показательно!
Я вынырнул из своих размышлений.
— Вы ищете лишь забавные или радостные события, — продолжал он. — Первая незамужняя женщина-министр, первый стриптиз… Если вы позволите мне быть откровенным, я скажу, что у вас на удивление незамутненный взгляд — утренний, так сказать.
— А есть и другой?
— Конечно, сумеречный. Вот, взгляните, — сказал он, осторожно вынимая сложенный листок бумаги из внутреннего кармана пиджака, — я тоже позабавился, составляя вопросы на тему «Когда впервые?..».
Я развернул листок и прочитал:
«Когда впервые на дорогах Франции число жертв автокатастроф составило 100 человек в день?»
«Когда во Франции впервые была отменена доставка воскресных газет?»
«Когда во французских городах впервые упразднили трамвайное движение, которое сейчас снова пытаются вернуть из-за огромных транспортных пробок и загрязнения окружающей среды?»
«Когда впервые в XX веке число жертв геноцида превысило сто тысяч человек?»
«Когда впервые появились озоновые дыры в атмосфере Земли?»
«Когда от СПИДа впервые умер ребенок?»
— Очевидно, — пробормотал я, — это гораздо менее пикантно.
Мысль о том, что дела в нашем мире не идут grosso modo [28] все лучше и лучше, была мне неприятна. Гораздо охотнее я верил в красивые фразы о прогрессе.
Мы спорили об этом добрую четверть часа, особенно напирая на грядущий век.
— И кроме всего прочего, — заявил Моравски, — вы со своими «первыми разами» забываете о последних. А их все больше и больше, можете мне поверить!
28
В общих чертах (итал.). — Примеч. ред.
— Такова жизнь!
— Вернее, таков определенный взгляд на жизнь!
— Равномерное чередование периодов развития и упадка — разве не таким представляли греческие мудрецы путь человечества?
— Это не довод. Нынешнее положение вещей не имеет ничего общего с «равномерным чередованием». Это разрушительный вихрь, сметающий все на своем пути, это хаос!
— Вы можете предложить другое решение?
— Да. Но люди сочтут его неприемлемым. Нужно четко взвешивать все «за» и «против» и заменять старое новым только в том случае, если есть стопроцентная уверенность, что новое будет лучше.
— Но разве так не делается?
— Вы хотите сказать, что дешевые «хрущевки», которые в обязательном порядке придется сносить через тридцать лет, лучше, чем строения периода Османа? [29] Что видеомагнитофоны лучше широких экранов немого кино? Что современная повальная одержимость педофилией лучше утонченных развлечений эпохи Регентства?
— Вы сравниваете несравнимые вещи!
— …и что наши современные загрязненные океаны лучше, чем «бессчетные улыбки моря» ваших любимых греков?
29
Бульвар Осман в Париже проложен и застроен в эпоху Наполеона III (2-я половина XIX века). — Примеч. ред.
Он наконец остановился. Я счел нужным выразить сомнение (хороший вариант, когда нечего возразить по существу):
— Кто на данный момент может сказать, что одно лучше другого? Зачастую требуется очень долгое время, чтобы оценить преимущества нового изобретения.
— Об этом можете мне не говорить. Но большинство открытий, сделанных за последние пятьдесят лет, вошли в жизнь без того, чтобы кто-то удосужился спросить нашего мнения об этом, и даже без того, чтобы сами славные изобретатели взяли на себя труд просчитать все последствия внедрения своих гениальных идей!
— Но…
— Хотите примеров? Безудержный рост производства автомобилей, атомные электростанции, сооружение этих дурацких кроличьих клеток в предместьях, телевидение…
— Телевидение?
— Простите, я увлекся.
— Во всяком случае, — сказал я, поднимаясь и собираясь прощаться, — если перемены, на первый взгляд положительные, могут вызвать долгую череду катастрофических последствий, то кто знает — возможно, те перемены, которые на первый взгляд ничего хорошего в себе не несут, могут в конечном счете обернуться благом? И даже те, которые постфактум кажутся неудачными, — не могут ли они, постпостфактум,оказаться весьма успешными?