Шрифт:
— Те самые знаменитые мумии!
— Да. Но в наши дни у танатопрактиков меньше амбиций. Они не пытаются сохранить тело навечно. Им достаточно всего нескольких дней, которые отделяют усопших от погребения или сожжения. Но это позволяет близким усопшего в последний раз увидеть любимое существо и не сохранить при этом в памяти тягостного впечатления, не говоря уже о тех случаях, когда его вообще нельзя узнать! Вы знаете, это ужасное ощущение — вдруг оказаться перед каким-то чужаком, отталкивающим монстром, вообще непохожим на человека… И даже когда можно узнать… — Его голос стал тихим, почти неслышным. — Если бы вы видели то ужасное страдание, которое отражается на лицах в предсмертные минуты! На всех лицах! Словно они преодолевают миллион световых лет в одну секунду… Или… помните этот фильм Кокто [33] — об актере, прошедшем сквозь зеркало? Он попал в атмосферу, в сто раз более тяжелую, чем наша…
33
Кокто, Жан (1889–1963) — французский поэт, художник, драматург, сценарист и режиссер, не признававший «запретных тем». — Примеч. ред.
Негромкий щелчок напомнил нам о существовании диктофона. Кассета закончилась. Я перевернул ее и вернулся к основной теме разговора:
— И как же поступают с покойниками сейчас?
— Есть множество методов. Некоторые, не слишком распространенные, основаны на замораживании сухим льдом. Вначале я тоже их применял. Бруски льда кладутся на живот, под шею, иногда в некоторые другие места.
— Для этого нужно поддерживать холод!
— Да, минус шестьдесят шесть! Кроме того, это хлопотно. Вы не можете дотронуться до тела или даже незаметно подложить под него коврик: все моментально приклеивается!
Я уже собирался спросить, каким чудом трупы сохраняются при подобном обращении, когда в соседней комнате зазвонил телефон. Мсье Леонар извинился и вышел.
Ожидая его возвращения, я рассеянно скользил взглядом по названиям на корешках книг, стоявших в небольшом книжном шкафу из красного дерева. «Надгробные речи» Боссюэ и «Замогильные записки» Шатобриана были здесь вполне уместны, но «Сатирикон» Петрония, «Божественная комедия» Данте в трех томах, «Песни Мальдорора» Лотреамона, «Пища земная» Андре Жида, «Нотр-Дам-де-Флер» Жана Женэ или «Забота о себе» Мишеля Фуко показались мне довольно неожиданными. [34] Книги явно были прочитаны не раз, некоторые даже довольно потрепанны, особенно первый том «Божественной комедии», который я решился снять с полки и пролистать. Бальзамировщик был культурным, по крайней мере читающим, человеком, причем с довольно широким кругом литературных интересов. А также любителем фотографии: две полки были заняты фотоальбомами и большими конвертами, на которых были написаны даты и названия мест (Ла-Боль, август 1976; Бангкок, 1994, и т. д.).
34
Боссюэ, Жак-Бенинь (1627–1704) — знаменитый французский проповедник и писатель, епископ, блестящий оратор. Шатобриан, Франсуа-Рене виконт де (1768–1848) — французский писатель, проповедовавший христианское подвижничество и создававший образы романтических героев-страдальцев. Лотреамон (граф де Лотреамон) — псевдоним Изидора-Люсьена Дюкасса (1846–1869), автор «Песен Мальдорора», изобилующих «чудесами» и «ужасами», излюбленные приемы Лотреамона — стилизация и пародия во всех возможных формах. Жид, Андре (1869–1951) — французский поэт и писатель, лауреат Нобелевской премии 1947 г., проповедовал эстетизм, подчас — аморализм и ницшеанство. Жене, Жан (1910–1986) — французский писатель, первую половину жизни — бродяга и вор, в чьем творчестве сильны мотивы всеобщего разрушения и поругания («Чудо розы», драма «Служанки» и др.). Фуко, Мишель-Поль (1926–1984) — французский философ-структуралист, создатель концепции «археологии знания». — Примеч. ред.
— Произошло убийство в районе Шабли, — объяснил мсье Леонар почти бесстрастным тоном, возвращаясь в комнату с телефонной трубкой в руках. — Мне перезвонят через несколько минут.
Он со вздохом добавил, что танатопрактики — как врачи: их могут внезапно вызвать в любое время.
— Днем и ночью?
— Смерть не знает расписания! Обычно мне звонят утром или днем, но, бывает, приходится выезжать и среди ночи. Если, к примеру, случилась автокатастрофа.
Еще он рассказал, как однажды, в самом начале профессиональной деятельности, его тогдашний патрон разбудил его в четыре утра, чтобы ехать в Эрменонвильский лес, где разбился самолет.
— Никогда не видел такой мясорубки… Ни одного целого тела. Всюду клочья плоти — в траве, даже на ветках деревьев, как рождественские гирлянды… в радиусе пятисот метров. И самое ужасное, что я помню: оторванная кисть руки с обручальным кольцом, прямо передо мной, как белый цветок…
— Вы ведь начали работать совсем молодым? Как вам пришла идея заняться таким… необычным делом?
— Это поистине было волей случая. Потому что…
Внезапно он заколебался.
— На самом деле я не знаю. Может быть, это вообще невозможно — узнать изначальную, глубинную причину того или иного пристрастия, увлечения? Я ответил на предложение по объявлению… Оно как раз очень подходило к тому моменту — я был в глубокой депрессии…
Он издал легкий горловой смешок.
— Парадоксальным образом это меня спасло. Видеть трупы других… это успокаивает. Меньше начинаешь думать о своей скромной персоне. Я усердно учился. Мне даже повезло лично познакомиться с Жаком Мареттом, французским первооткрывателем танатопрактики; он же ввел и сам этот термин.
— Но все же, — прервал я, возвращаясь к своей цели, — не могли бы вы вкратце рассказать, в чем состоит рабочий процесс?
— Вкратце онсостоит в том, что тело обрабатывается определенным веществом, которое способно предохранить его от разложения примерно на двадцать дней… в данный момент.
Кажется, его глаза блеснули. Я осторожно сказал:
— Вы мне все еще не рассказали, как именно вы действуете.
— Это очень просто. Мы…
Телефонный звонок заставил нас обоих подскочить.
— Алло… Здравствуйте еще раз. В Бейн? Хорошо. Что?
Его лицо окаменело. Он побледнел еще сильнее — мне казалось, что это вообще невозможно. Он смотрел прямо перед собой, нахмурив брови. Он, до сих пор казавшийся воплощенной любезностью, даже пару раз стукнул кулаком по столу.
— Вот сволочи! — выругался он. — Отравляют нас, забивают дороги, вызывают катастрофы, а теперь еще и… Мерзавцы!
Он быстро схватил дорожную карту и развернул ее на коленях.
— Да… Через Сен-Бри и Шитри, хорошо… Какая улица? Хорошо, я сейчас же выезжаю.
Он положил трубку, вышел в коридор и вернулся с довольно большим железным чемоданчиком (только сейчас я заметил, что он прихрамывает на правую ногу). Он возмущенно заявил:
— Вы можете себе такое представить? Эти чертовы дорожники строят заграждение на выезде из Оксерра! Придется делать крюк в двадцать километров! И французы считают это нормальным! Разоряют землю, как дикари! Какое бесстыдство!