– Почему я должен выбрасывать что-то, что дает мне чувство комфорта? Я не стремлюсь к тому, чтобы производить на кого-то впечатление.

У меня был куратор, который преподавал мне уголовное право. Раньше он был лектором, но, знаете, он постарел, поэтому осуществлял только общий контроль. У него был камин, которым совсем не пользовались, потому что во время Первой мировой войны куратор был отравлен газом и получил болезнь легких. У него была большая семья. На локтях пиджака и коленях брюк у него были кожаные нашивки. Один из студентов довольно дерзко спросил его: «Сэр, вам не хватает на одежду?» Он воспринял это очень мягко, рассмеялся и сказал: «Швейцар, стоящий у ворот колледжа, должен быть хорошо одет. Он носит цилиндр, чтобы всегда выглядеть щеголем. Мне нет нужды наряжаться, чтобы произвести впечатление».

Услышав это, я сказал: «Это снобизм, вывернутый наизнанку». Но в этом есть смысл. Я не вижу смысла в том, чтобы производить впечатление на людей наличием большой машины или тем, что постоянно меняю костюмы, чтобы не отставать от последних веяний моды.

Проблема с моим гардеробом в том, что сейчас он набит битком. У меня есть много новых костюмов в прекрасном состоянии, потому что я редко их надеваю. Я не каждый день надеваю костюм в офис, исключение составляют официальные события и поездки за рубеж. Все мои костюмы сшиты из тончайшей шерсти. На самом деле, чем старше я становлюсь, тем меньше мне хочется тратить время на облачение в костюмы и галстуки. Я просто надеваю блузон или китайскую блузу, застегнутую на все пуговицы, и это избавляет меня от проблем. Они служат мне уже много лет, и мне в них очень удобно.

– Впрочем, может это добродетель?

– Нет. Вы можете считать это добродетелью, другие недоумевают, почему этот парень такой бережливый. Посмотрите на других премьер-министров. На них всякий раз новые галстуки, новые рубашки и пиджаки, чтобы хорошо выглядеть на экранах телевизоров.

Возьмите нашего премьер-министра. Каждый год на митинг по случаю Дня Нации праздник он надевает новую рубашку. Знаете, мне нет нужды производить впечатление на кого бы то ни было.

– Могу я спросить, сколько лет вашему пиджаку?

– Этому? Это очень удобный пиджак. Портной, сшивший его для меня, уже умер.

– И сколько же ему лет?

– Я уже и не вспомню. Около двадцати или пятнадцати лет. И он действительно очень удобен.

– Это относится и к вашему дому. Я хочу сказать, господин министр-наставник, что сам я там не был, но люди, которые бывали у вас, говорят, что вы особенно его не ремонтируете и не обновляете.

– Я дал указание кабинету министров, чтобы после моей смерти дом снесли.

– Почему?

– Я видел дома других известных людей: Неру, Шекспира. Через какое-то время они превратились в развалины. По ним бродят утомленные люди. Из-за моего дома по соседству нельзя строить высотные здания. Если снести мой дом и изменить правила планировки, можно строить вверх, и ценность земли увеличится.

– Но ведь ваш дом является частью истории Сингапура, разве не так?

– Нет, нет, нет. Вы знаете, во что обойдется его сохранение? Это старый дом, построенный больше ста лет назад. У него нет фундамента. Его очень затратно поддерживать в хорошем состоянии, из-за отсутствия фундамента по стенам расползается сырость. Из-за забивания свай на участках по соседству в стенах появились трещины. Но, к счастью, колонны не пострадали.

– Вы не считаете важным сохранять старые здания? Например, здание старой Национальной библиотеки не представляло архитектурной важности, и его снесли, но, думаю, многие до сих пор оплакивают его утрату.

– Не думаю, что моя дочь, жена или я сам, жившие в этом доме, или мои сыновья, выросшие в его стенах, будут оплакивать его утрату. У них есть старые фотографии, которые будут напоминать им о прошлом.

– Позвольте спросить для начала, как чувствует себя миссис Ли, и насколько вам тяжело бороться с ее болезнью?

– Что ж, поначалу было тяжело. Когда это произошло в мае 2008 года, были большие последствия, потому что у нее про-изошел второй инсульт. Она оправилась от первого инсульта в 2003 году почти без потерь. Мы сразу же увезли ее в больницу - Национальный неврологический институт (НИИ). Там обнаружилось новое кровоизлияние (в мозг), на этот раз более сложного характера, которое затронуло область, отвечающую за движения. Но при этом оставалась надежда на то, что она сможет поправиться при помощи физиотерапии, хотя, возможно, качество жизни уже не будет прежним. Потом, когда она проходила терапию, в первые две недели один за другим последовали еще два инсульта. Врач сказал, что теперь физиотерапия бесполезна, потому что мозг получил слишком много повреждений. Мы привезли ее домой, и мне пришлось переехать в кабинет около спальни, потому что у ее постели круглосуточно дежурили сиделки. Шок от всей ситуации привел к тому, что у меня развилась бессонница. Началась аритмия и проблемы, которые могли бы прийти на несколько лет позже, но из-за стресса начались сейчас.

Через какое-то время мысленно приспосабливаешься к ситуации. Я не в силах ничего сделать, только обеспечить ей хороший уход, поэтому я смирился. Так же поступили и дети. Она постепенно утрачивает свои физические и умственные способности. Наверняка были еще небольшие кровоизлияния. Сейчас она в сознании, но не может говорить. Такова жизнь. Недавно, когда я упал с велосипеда, я подумал: если бы я разбил себе голову об пол, я мог бы быть в таком же состоянии. Не мы решаем свою судьбу. Это тяжело, но такова жизнь. Поэтому я смирился и принял неизбежное. Врачи говорят, что даже если вы ожидаете смерть, когда она приходит, это всегда удар. Я могу только ждать и наблюдать, а мысленно я себя уже подготовил.