Он замолчал, внимательно присматриваясь ко мне: готова я слушать дальше или еще не готова? Я кивнула ему – продолжайте.

– Убийца, а вернее, заказчик, исполнителем, как вы знаете, был следователь-киллер Родомский, на то и рассчитывал. Это он убедил вашу бабушку передать мне стихотворные сборники, вырезки из газет и прочее в качестве основных документов. Да он сам их и передал. В общем, это вполне совпадало с версией Аграфены Тихоновны, и потому убедить ее не составило труда. Первый шаг для того, чтобы направить меня по ложной дороге, был, таким образом, сделан. Остальные шаги заказчик предпринял уже в отношении Родомского. Ему он подбросил улики, вполне доказывающие, что заказчиком убийства были вы. Для чего он это сделал? Сначала я думал: отвести от себя подозрение, но потом понял, что главная его цель и состояла именно в том, чтобы вас обвинили в этих убийствах… Вы знаете, что этот следователь-оборотень, следователь-киллер не оставляет свидетелей. Вы являлись основным препятствием к достижению его желаний, вас хотели очернить и устранить.

Андрей опять замолчал, опасаясь моей реакции. Как он заботился, чтобы меня не расстроить, не причинить мне боль! Как осторожно подходил к сообщению «главной» тайны, не зная, что она для меня уже не тайна. Сегодня ночью я это поняла. Проснулась и вдруг поняла, и удивилась, почему не догадалась об этом раньше. А потом поняла еще одну вещь: этот человек – просто руки, исполнитель, почти такой же, как Родомский, а настоящий убийца – я. Я отняла жизни моих любимых людей, потому что их не любила. Не любила, не прощала, обвиняла, не давала жить. А потом отняла и у него возможность счастья.

– Сейчас я назову его имя. Вы готовы? Выдержите?

– Выдержу. Я знаю имя. Игорь Сысоев, мой потенциальный жених.

– Вот как! Вы знали об этом, но не хотели его выдавать?…

– До сегодняшней ночи не знала и не догадывалась. – Я взглянула на бабушку. Она сидела очень прямо, с непроницаемым выражением лица, но бледная какой-то нехорошей бледностью. Вот кому выдержать будет трудно.

– Подойдите к бабушке! – попросила я Андрея. – Дайте ей воды! Она же сейчас упадет в обморок!

Андрей, Денис и Вениамин засуетились около бабушки, но она отстранила их от себя, молча, без слов, жестом, не принимая заботы, не желая выслушивать утешений. Да, она права, безусловно, права: утешить человека в его горе никто не может, он должен сам справиться.

– С Аграфеной Тихоновной все будет хорошо, – шепнул мне Андрей. – Она очень сильная женщина. Тем более что это сообщение для нее не новость. Три дня назад, когда арестовали Сысоева, я ей все рассказал.

– Не такая она и сильная. У бабушки больное сердце, вы же знаете.

– Знаю. Но не беспокойтесь, все обойдется. Вот только этот разговор… Думаю, его лучше отложить до другого раза.

– Нет! – Бабушка поднялась, грозная, страшная, такой я ее еще никогда не видела, шагнула ко мне. – Она, – бабушка повела рукой в мою сторону, – должна все знать, все до конца. И понять наконец, что ни в чем не виновата.

Добрая, наивная бабушка! Неужели она не понимает, что вот этого-то я как раз понять не смогу? Я виновата по факту своего существования.

– Хорошо, я продолжу, – с готовностью согласился Андрей. Он тоже хотел убедить меня в моей невиновности. – Вы знаете, Соня, как Игорь относился к Аграфене Тихоновне. Он любил ее, как свою родную бабушку, и даже больше – как мать, как самого дорогого человека на свете. У него никогда не было нормальной семьи, о нем никто не заботился. Бесприютный ребенок, почти беспризорник. Вы считаете, что вас лишили детства. Вот уж у кого детства не было! Пьяная мать, пьяный отец, вечные скандалы, драки. Он изо всех сил пытался вырваться из этого круга. Учиться ему было трудно, никаких условий, да и в школе, можете себе представить, какое к такому ребенку отношение. Но он смог, без всяких репетиторов поступил в университет, а потом… Вот тут-то и началась счастливая полоса в его жизни. Аграфена Тихоновна сначала обратила внимание на Игоря как на способного, очень перспективного студента, взяла его под свое крыло, но, когда узнала все обстоятельства его жизни, а главное, детства, всю свою нерастраченную на вас, Сонечка, любовь выплеснула на него. Он стал для нее почти родным внуком. Но в том-то и дело, что почти. Их отношения «бабушка-внук» только и могли созреть в тех условиях, идиллия была возможна, пока не было отношений между вашей семьей и Аграфеной Тихоновной. Но, как только вы вернулись к ней, все изменилось. Нет, Аграфена Тихоновна не выставила Игоря за дверь, она продолжала к нему прекрасно относиться, но он понял, что любит-то она, по-настоящему любит, и все эти годы любила – только вас. Все разговоры теперь были только о ее внученьке Сонечке, вся ее нежность и забота были направлены только на ее любимую, на ее необыкновенную, на ее несчастную девочку Сонечку. Она читала ему ваши стихи и требовала восхищения, она рассказывала ему о том, каким очаровательным ребенком вы были в детстве, показывала старые фотографии – и ждала, что он точно так же, как она, станет умиляться. Он и восхищался, и умилялся, что ему еще оставалось? А в душе вас просто возненавидел. Вы отняли у него самого любимого, да вернее, единственного любимого человека. Как хорошо им было вдвоем, а тут появляетесь вы – и все рушится. А немного позже Аграфена Тихоновна, сама не подозревая о том, нанесла ему новый удар, новое оскорбление: однажды, размышляя о вашей дальнейшей судьбе, она высказала мысль: как было бы хорошо – для вас, Соня, хорошо! – если бы вы поженились. Вы такая тонкая, такая неприспособленная к суровой действительности, а он, Игорь, наоборот, вы – возвышенное существо, которому требуется нежная забота, а он самый подходящий кандидат на эту роль: вон он как ухаживал за самой Аграфеной Тихоновной во время болезни, из него получится великолепная сиделка и няня для ее девочки! Эта мысль укрепилась в ее голове и переросла в мечту. Но ведь все это она обсуждала с Игорем. Может, и не в таких конкретных выражениях, но смысл сводился к этому. Она его страшно оскорбила, но он не на нее, а на вас затаил обиду. Ненависть его возрастала с каждым днем, перерастала в мучительную болезнь. Но что он мог сделать?

А семь месяцев назад вдруг одновременно погибли его алкоголики родители – отравились техническим спиртом. Ему досталась двухкомнатная квартира, хоть и в ужасном состоянии, но все равно имеющая немалую стоимость. Знаете, – Андрей наклонился к самому моему уху, – я склонен думать, что и в их смерти повинен Игорь. Следствия возобновлять не стали, но… А впрочем, может, и сами отравились.

Я посмотрела на бабушку – услышала она или нет, что сказал мне Андрей, – по ее лицу невозможно было понять.

– Таким образом, все складывалось для него очень удачно – через полгода Игорь мог продать квартиру, и у него появились бы деньги. Все это время, до вступления в права наследства, он продумывал свой план. Сначала Сысоев решил убить только вас, Соня, но, хорошенько поразмыслив, пришел к выводу, что ничего этим не добьется. Аграфена Тихоновна всю оставшуюся жизнь будет скорбеть о погибшей внучке, любить ее станет еще больше. К тому же общее горе сближает людей, она обязательно помирится со своей семьей, и потом, у нее ведь останется и еще одна внучка, Вероника, – ситуация может повториться. Тогда он решился уничтожить всю семью, а вас, Соня, представить убийцей, отомстившей всем за свое украденное детство. Собственно говоря, это он сам, совершая свои преступления, мстил за свое украденное детство, за украденную родительскую любовь, это его побудительная причина, которую он перекинул на вас.

– Я никогда бы не стала мстить, но получается, что отомстила.

– Нет, Сонечка, это не так. Вы ни в чем не виноваты.

– Ошибаетесь! Во всем виновата только я, я одна. Если бы не я, мои родители не поссорились бы с бабушкой, бабушка не стала бы одинокой, Игорю просто не было бы места в ее душе. И потом… У Игоря, наконец, появился любящий его человек, а я все испортила! Я не должна была писать стихи, не должна была! Они все разрушили! Я все разрушила!

– Да разве поэт может не писать? – Андрей с болью и сочувствием посмотрел на меня.