Шрифт:
— Благодарю, достаточно, — прошипел он сквозь зубы.
В столовую вошла горничная и зажгла люстру. Стол был сервирован бело-голубым Грипсхольмским сервизом с тремя коронами; блестели хрустальные бокалы из Орефорса и начищенное столовое серебро с маленькими гербами.
Все это Рауль позаимствовал у посла Даниельссона. «Важно произвести хорошее впечатление на Эйхмана, если уж решился выявить его слабости», — говорил он.
Все сели за стол. Рауль произнес тост и завел было разговор о французском бургундском вине, но Эйхман резко оборвал его.
— Вы очень необычный дипломат, господин Валленберг, — сказал он и пристально посмотрел на Рауля. — Чего вы, собственно, хотите здесь, в Будапеште?
— Давайте говорить откровенно, — спокойно ответил Рауль. — Я хочу спасти от смерти столько людей, сколько будет возможно. Это моя задача.
— Евреи — не люди, — ответил Эйхман и аккуратно отрезал кусочек ростбифа.
— По этому вопросу наши с вами взгляды расходятся, — кратко ответил Рауль.
— Венграм они и подавно не нужны, — сказал Эйхман, пережевывая. — Я использовал всего лишь восемь немецких офицеров и сорок немецких солдат, когда мы очищали территорию венгерской провинции от четырехсот тысяч евреев. Остальное сделали за нас нилашисты.
— А я здесь для того, чтобы помешать вам, — отрезал Рауль.
— Вам это не удастся, — продолжил Эйхман. — У меня есть приказ уничтожить всех евреев Венгрии — каждого! Мне удалось уничтожить евреев во всех странах, которые оккупировала Германия. И здесь у меня тоже все получится.
— Но Германия уже проиграла войну, — резко сказал Рауль.
— Но не войну против евреев, — ответил Эйхман с ледяным спокойствием и сделал глоток.
Он нахмурился. Никогда еще никто не осмеливался возразить ему. Раулю был предоставлен уникальный шанс. Он поднялся и одним движением отдернул гардины на окне столовой.
— Послушайте, как звенят окна! Это советская артиллерия обстреливает окраины Будапешта! — сказал Рауль. — Как вы думаете, что с вами произойдет, когда советские войска возьмут Будапешт?
Эйхман молчал. Он понял, что его пропагандистские заявления не действуют на Рауля.
Горничная подала десерт.
— Уезжайте из Будапешта, пока еще есть время и возможность, — сказал Рауль. — Германия проиграла войну. Национал-социализм обречен на поражение.
Эйхман потянулся.
— Признаю, что вы правы, господин Валленберг. Я знаю, что моя роль здесь, в Будапеште, вскоре будет сыграна. Мой штаб в Будапеште будет взят русскими, а я как офицер СС буду расстрелян на месте, — сказал он. — Если мне, конечно, не удастся уехать отсюда.
Он вытащил поддельный испанский дипломатический паспорт.
— Я уже один раз ездил по этому паспорту в Португалию. Разве я не похож на испанца?
Криво улыбаясь, он держал паспорт перед Раулем.
Рауль вздрогнул.
— Я получаю приказы напрямую из Берлина от Гитлера, — продолжил Эйхман совершенно спокойно. — Если я буду умен и достаточно тверд, мне удастся насладиться жизнью еще несколько недель.
Он отпил кофе, и его голос стал снова резким:
— Пока что я вас предупреждаю, господин Валленберг. Я приложу все усилия, чтобы противостоять вам. Если я посчитаю необходимым, то уберу вас с дороги. Несчастные случаи всегда случаются, и даже с дипломатами из нейтральных стран.
Эйхман смял салфетку и встал из-за стола. Обед был завершен. Улыбка вновь появилась на его губах.
— Позвольте поблагодарить вас за превосходный вечер и очень вкусный обед, — сказал он с неизменной вежливостью.
Он попрощался и вместе со своим адъютантом исчез в темноте ночи.
Когда дверь закрылась, Рауль тяжело вздохнул. Он чувствовал слабость от напряжения. Это была, возможно, самая трудная встреча в его жизни. Он опустился в кресло. «Если бы дедушка видел меня сейчас!» — подумал он.
Эйхман никогда не говорил столь откровенно о своих планах. Он даже имел дерзость показать Раулю свой поддельный испанский дипломатический паспорт. Совершенно очевидно, что он был одержим только одной идеей — истребить всех евреев Будапешта.
На следующий день Рауль проделал свой обычный путь по шведским «защитным домам», больницам и детским приютам, в этот раз на своем маленьком черном автомобиле «DKW». На один из шведских домов ночью нилашисты устроили облаву. Одежда и разбитая мебель валялись на улице. Директор дома был на грани нервного срыва, и Рауль пытался успокоить его.