— Кто же это? — спросил Рич с неожиданным почтением.

Мэтти пристально посмотрела на Финна. Ему удавалось привлечь общее внимание, когда нужно. Все дело было в его тоне. Среди соколов всегда бывает лишь один лидер. В замке Фитцуолтеров это был старый Мох, взиравший свысока даже на надменную Моргану. Здесь же бесспорным лидером был Финн. Его не требовалось выбирать. Он просто был вожаком, и все.

— Ну же, Финн, — сказала девочка мягко, и он перехватил ее взгляд. — Так кто же это?

— Епископ Илайский, Уильям Лонгчемп. Он единственный из церковной верхушки, кто остается честным, хранит верность своему корою и пастве. Кроме того, он канцлер. А это значит, что ему должна принадлежать власть в стране в отсутствие Ричарда. Держу пари, он должен присматривать за принцем Джоном.

— А как это связано с церковью, кроме того, что он епископ? — спросил Уилл.

Финн понизил голос до шепота:

— Церковь очень богата. Джон забрал у дворян все до последнего пенни. И в довершение всего эти новые налоги из-за Крестовых походов. Теперь слушайте — принц Джон будет забирать у церкви все больше и больше. Эти богатства помогут ему создать армию. Бьюсь об заклад, епископ Илайский собирается помешать тому, что он задумал. Может, уже взялся за это.

— Но он далеко отсюда и от этой церкви. Я уверен, что он даже не знает о пропаже потира, — заметил Рич.

— При этом ходят слухи о другом, плохом епископе, который находится где-то поблизости от Брансдейла — о епископе Херефордском, — сказал Хьюби. — Он сторонник принца Джона.

— И имеет много дел с приспешником принца Джона, сэром Гаем Гисборном, — добавил Уилл.

При упоминании о сэре Гае Мэтти побледнела. Перед мысленным взором возникла сцена, где он стоял посреди двора замка, сжимая в руке ожерелье ее матери со Звездой Иерусалима, с которого капала кровь.

— Тебе плохо, Мэтти? — спросил Финн с неожиданной заботой.

Девочка быстро моргнула и помотала головой, отгоняя ужасное видение.

— Иногда я думаю о том, что стало с ожерельем моей мамы, — произнесла она медленно.

Мальчишки переглянулись, и Уилл спросил:

— С каким ожерельем?

— С тем, которое мой папа подарил маме после моего рождения. На нем синий сапфир — Звезда Иерусалима. Очень редкий. Он служил подвеской.

— Ну, думаю, если оно досталось Гисборну, он бережет его для принца Джона, чтобы купить его расположение, — сказал Рич.

— Принцу Джону для осуществления планов нужно много всяких негодяев, — продолжал Финн, — предатели, интриганы и прихлебатели всех мастей. Не одни лишь шериф и Гисборн. Например, епископ Херефордский, о котором вспомнил Хьюби. Он очень порочный. И бьюсь об заклад, что эта настоятельница с ним связана.

Рич неожиданно вскочил на ноги. Он был очень хитрым и обладал чутьем, необходимым для политических маневров. На первый взгляд Рич мог показаться абсолютным простаком. Его волосы были блекло-медными, а щеки покрывали веснушки. Глаза оставались серыми до тех пор, пока ему не приходила в голову какая-нибудь интересная мысль. После этого они начинали сверкать.

— В этом есть какой-то смысл, — произнес он. — Я тоже слышал, что в Ноттингемском аббатстве появится новая настоятельница. Как удобно для нее сотрудничать с шерифом! А шериф служит принцу Джону, который хочет прибрать к рукам церковь. Все сходится! Дьявольское скопление тиранов, подлецов и мерзавцев!

— И мерзавок, — добавили Матти негромко. — Как будто началась гигантская партия в шахматы. Епископ против епископа, рыцари и мошенники вроде Гисборна и шерифа на принца. Король фактически получил шах и мат в Святой земле. И все мы, конечно, их заложники. [7]

Повисла глубокая тишина. Потом Рич сказал:

— Но есть и еще кое-что в этой… в этой… — Он задумался.

— В этой игре, — закончил Финн.

— Еще кое-что? — удивился Хьюби. Его широкое круглое лицо вспыхнуло, а в зеленых глазах появилась растерянность.

— Да. — Финн начал расхаживать взад-вперед. — Вчера вечером мой отец сказал, что охотники ушли из местных лесов, не только из Барнсдейлского, но и из Шервудского. Теперь там запрещено охотиться — все берегут для людей принца и шерифа.

— Все равно охотой не прокормишься, — вздохнул Хьюби. — Из-за всех этих налогов охотиться и так нельзя. Даже не знаю, что станет делать моя мама. Если я разношу пиво по тавернам, нужно платить пошлину. В прошлом году она удвоилась и серьезно урезала наш доход.

— Мельничные налоги тоже возросли, — сказал Рич. — Раньше сборщики приходили раз в году, а теперь — каждые четыре месяца. Они утверждают, что налоги сократились, держат нас за дураков. А я говорю отцу: «Скажи им, что они увеличились, папа. Если они берут три раза в год по фунту вместо одного раза по два фунта плюс четыре мешка муки, добавленных теперь».