Шрифт:
Из свечной лавки Катрин вышла в легком шоке. Что, черт возьми, происходит? Ничто и никогда не получалось настолько гладко. Хорошо, пусть они знают о Мезозойской дуре — ничего удивительного, временами поиски сопровождались абсолютно ненужными шумом и блеском. А с чего такое радушие? Катрин взвесила в руке мешочек с серебром. Шок — шоком, а позаимствовать полусотню монет шпионка не постеснялась.
Что ждет нас у мыса Светлый? Особенно трястись не стоит, имея такую агентуру, лорд Найти-Найт мог бы избавиться от посланницы далекой родины и в Глоре. Хотя кто его знает, возможно, великий мореплаватель предпочитает допрашивать врагов лично, неспешно и с удовольствием. С недавних пор Катрин подозревала, что бациллу садизма чрезвычайно легко подцепить.
— Что случилось? — напряженно спросил Квазимодо.
— Всё в полнейшем порядке. Сегодня отдыхаем, а завтра я отправляюсь знакомиться с группой «Юг».
— Это где? — деловито поинтересовался одноглазый.
— До вечера есть время подумать, — легкомысленно сказала Катрин. — Не психуйте.
Она лежала на койке с кружкой пива и чувствовала себя совершенно умиротворенной. Впервые за много дней не надо было никуда идти и никого искать. До завтрашнего утра жизнь остановилась.
Личный состав собрался вокруг. Физиономии у всех были напряженные и даже какие-то обиженные. Новость застала друзей врасплох. Отряд распадался. И выяснилось, что всерьез никто расставания не ждал.
Катрин смотрела на бубнящего Энгуса, на поджавшую губы Блоод, растерянную Гаю и угрюмого Квазимодо. Глупо и эгоистично было радоваться, но Катрин радовалась. Её ценили, её уважали, её не хотели отпускать. О ней заботились, в конце концов. Пусть все это было уже и ни к чему. Всё равно приятно.
Всё предопределено. Блоод просто физиологически не готова выдержать бескрайность воды. Энгус никогда не оставит желтокожую возлюбленную. Гае абсолютно нечего делать на корабле, среди грубых мужиков, хватит с нее опыта той малооплачиваемой древнейшей профессии. Ква… — рожа у него, конечно, самая пиратская. Ну, пусть сам решает…
— Вы тут посовещайтесь, пива хорошего возьмите. Деньги есть. Я ненадолго… — Катрин улыбнулась Блоод. Янтарные глаза суккуба были непривычно грустны. Подруга всегда соображала быстрее, чем остальные.
На улицах было не продохнуть. Катрин уклонялась от тележек, ослов, рабов с мешками, моряков с похмельем, разносчиков с хлебом. Палило солнце, орали водоносы, хлопали крыльями и старались добавить грязи облезлые голуби.
Катрин шла по второму адресу, подсказанному леди Несс. Глупость, конечно, но напоследок хотелось сделать с собой что-нибудь очень легкомысленное и экстравагантное.
Пришлось обогнуть рынок, попетлять в глухих кварталах у зерновых складов. Наконец, шпионка отыскала лачугу с вывеской в виде сложной и загадочной руны, выжженной на доске. Катрин решительно нырнула в низкую дверь и чуть не стукнулась лбом о балку — помещение лавки, казалось, наполовину вросло в землю. За прилавком стояла женщина средних лет. Вокруг красовались потемневшие от времени тканые шпалеры, треснувшие вазы, подносы с грудами тусклых медных украшений и помятой посуды. Катрин назвалась, женщина кивнула и всё так же молча провела гостью вглубь низких комнатушек. За столом у крошечного окна сидел сутулый коротышка и работал резцом над чем-то столь мелким, что и рассмотреть-то странную вещичку было трудно. Женщина кратко шепнула мастеру на ухо, тот поднял лысую голову. Глаза у него были тускло-красные, подернутые странной, похожей на бельма, пленкой. Нос отсутствовал, темнели лишь две крошечные дырочки. Хозяин мастерской определенно не принадлежал к человеческой расе.
Повинуясь жесту короткой руки дарка, Катрин села на трехногий табурет. Вопросов никто не задавал. Рекомендации из «Померанца» делали свое дело. Просто удивительно, как полезно иногда захаживать в бордель. Сегодня шпионку везде ждали.
Катрин принялась закатывать рукав рубахи — коротышка раздраженно откинулся в своем почерневшем от времени кресле. Понятно. Катрин сдернула рубашку через голову. Шпионские прелести не произвели на безносого художника особого впечатления, а вот клык-кулон заинтересовал. Сухие темные пальцы потрогали оправленный в серебро зуб вег-дича. Мастер кинул на девушку короткий взгляд, кивнул. Катрин стало не по себе, взгляд мутно-красных очей карлика назвать обаятельным было трудновато.
Куда опять вляпалась? Оно нам надо?
Отступать было поздно. Мастер раскрыл шкатулку с крошечными баночками, выжидающе посмотрел. Катрин вытянула обнаженную руку по крышке стола. Коротышка внимательно обозрел загорелую конечность. Пальцы-сучки мимолетно коснулись пулевого шрама, поскребли ногтем. Вопросов опять не последовало. Мастер замер. Пленка на глазах стала толще, окончательно затянув тлеющие в глубине черепа угли. Катрин не ко времени вспомнилась снулая речная рыба. Коротышка не шевелился. Катрин тоже не двигалась, гадая, не задремал ли безносый хозяин мастерской.
Непонятно от чего вдруг заныло сердце…
…Прикосновение тонкой кисточки напугало непомерно. Катрин заставила себя усидеть на месте. Кисточки менялись, почти неощутимо порхая по коже вокруг шрама. Мастер не останавливался ни на миг. Летали сухощавые лапки, пощелкивали как крошечные кастаньеты, баночки с краской. Вспыхнул масляный светильник, без перерыва появлялись новые иглы и кисточки…
Боли Катрин не чувствовала. Девушка знала, что на незаконченную работу лучше не смотреть. Предупреждали. Рука и плечо словно онемели. Катрин разглядывала беспорядочные наслоения развешенных в простенке картин. Кажется, портреты. Рассмотреть физиономии было невозможно. Темные силуэты — то ли кто-то из семейства собачьих в парадных кирасах, то ли какие-то дальние воинственные родственники хозяина.