Шрифт:
– Где я? – теперь слова даются гораздо легче.
– Так в госпитале ты, в Ровно! – с недоумением отвечает сестричка. – Ах да! Ты ведь без сознания был, не знаешь ничего.
– А как я сюда попал?
– Так тебя разведчики привезли. Сказали – геройский парень, лечите на совесть!
– Разведчики? Эти… ОсНаз НКВД?
– Нет, милок! Наши, армейские разведчики. Разведбат мехкорпуса.
– А с ними такого… сержанта не было?
– Как не быть, милок! Среди них сержантов много!
– Сержанта Альбикова? Он узбек.
– Нет, милок, узбеков я среди них не видела.
– Так… – я задумался. – А какое сегодня число?
– Двадцать восьмое июня, милок! Ты всего полдня в отключке-то пролежал. Организм крепкий! Пал Михалыч, главный наш, когда осматривал, так сказал: мол, контузия сильная да несколько глубоких ссадин на голове – прогноз неопределенный. Может, к вечеру очухаться, а может и… никогда. Голова-то – инструмент тонкий, ударов не любит! А тебе по ней-то несколько раз попало – одна ссадина давнишняя – дня два или три. Ну, а на руке у тебя рана не очень серьезная – царапина почти, до свадьбы заживет.
– Так… Полдня, значит… Вас как зовут, уважаемая?
– Ольга Гавриловна, милок. Давай-ка я тебе уточку-то поставлю…
– Ольга Гавриловна, дорогая! Не до уточки сейчас! Мне нужно срочно сообщить командованию о… У вас в госпитале особист есть?
– Есть, как не быть! – почему-то улыбнулась медсестра. – Александр Дмитриевич, серьезный мужчина!
– Гавриловна! Позови его! Срочно! Дело жизни и смерти!
– Так сейчас… – кинулась было к двери медсестра, но почти сразу прекратила суетиться и вернулась к моей койке. – Я тебе пока утку-то поставлю! А то его, может, и на месте нет. Пока найду, да пока он к тебе придет…
Вот ведь… Смиряюсь с неизбежным – бесполезно спорить с профессионалом.
Сотрудник Особого отдела появляется в сопровождении Гавриловны минут через десять. Мне сразу становится понятна улыбка медсестры – «серьезный мужчина» Александр Дмитриевич возмутительно молод, что совершенно не соответствовует занимаемой должности. К тому же молодой человек был худым, сутулым и носил большие круглые очки в железной оправе.
– Младший политрук Курицын [78] , – представился юноша дребезжащим фальцетом.
78
В период с февраля 1941-го по июль – август 1941-го военные контрразведчики носили униформу обслуживаемого рода войск со знаками различия политического состава и имели звания политсостава.
– Игорь Глейман, – ответил я, внимательно разглядывая особиста. И не поймешь – повезло мне, что контрразведкой при госпитале занимается такой кадр, или наоборот.
– Глейман… ага… – буркнул себе под нос особист, и начал ковыряться в полевой сумке. Делал он это как-то нарочито неловко, доставая из планшета разнообразные предметы вроде карандашей и блокнотов и роняя все это добро на пол. Ронял, поднимал, запихивал назад в сумку, в общем, вел себя странновато. Наконец он извлек из недр комсомольский билет, раскрыл его и принялся молча изучать, периодически бросая на меня оценивающие взгляды и грозно, как ему казалось, хмуря бровки. Из чего я заключил – билет мой, и особист сверяет фотографию с оригиналом. Только делает это чересчур долго. Игра в переглядки продолжалась минуты три. Я терпеливо ждал.
В конце концов политруку это надоело, и он продолжил диалог.
– Назовите свое полное имя и дату рождения!
– Игорь Петрович Глейман. Пятнадцатое ноября тысяча девятьсот двадцать четвертого года. Место рождения – столица нашей Родины город Москва, роддом номер три имени Надежды Константиновны Крупской. Мать – Надежда Васильевна Глейман, в девичестве Петрова. Отец – Петр Дмитриевич Глейман, кадровый командир Рабоче-крестьянской Красной Армии, подполковник. Вы, Александр Дмитриевич, долго еще будете дурака валять? – не выдержал я.
– Что… что вы сказали? – оторопел юноша.
– Я спросил: долго ли вы еще намерены преступно тратить время, которого и без того осталось крайне мало, на малопродуктивные разговоры? – чувствую, что начинаю заводиться, и знаю, что это может выйти боком, но ничего с собой поделать не могу. – Вот прямо сейчас, в лесу, в пятидесяти километрах от города, погибают от ран несколько десятков детей старшего комсостава. И если вы продолжите свою игру в шпионов, то их смерть будет на вашей совести!
– А-а-а… – выдавил из себя «грозный контрразведчик».
С пареньком явно так никто не разговаривал, и он никак не мог перестроиться на новый лад. Буксовал на месте, хлопая глазами и раскрывая рот. Пришлось наносить добивающий удар…
– Ну, раз вы, Александр Дмитриевич, не в состоянии понять сказанных вам слов, то, пожалуйста, вызовите кого-нибудь постарше вас. И званием и… возрастом!
Все – этого удара юноша не перенес. Захлопнув рот, он вскочил с табуретки и торопливо, выронив по пути планшет, бросился вон из палаты.