Тёха, таща за руку чуть живую Шуню, молча идет к вокзальным дверям. Нам ничего не остается, как последовать за ними. Внутри стоит многоголосый гам, множество людей толчется у касс, сидит, стоит, лежит прямо на полу, всюду вещи, вещи, вещи; сильно пахнет подгоревшей едой, но нам этот запах кажется необыкновенно приятным — пусть подгоревшая, но это же еда!

— Делимся, — говорит Тёха. — Губастый, Сапог — за хавчиком, вот башли. Я — за билетами. Пятёра, найдите с Шуней место.

«Найти место» — это значит выбрать среди людского моря укромный уголок, где мы бы смогли отдохнуть. Задачка непростая. Шуня мне в этом точно не помощница — она еле ходит и все время ноет, что устала и хочет есть.

Проходим вокзал насквозь. Он огромный, много залов. Я не раз тут бывал раньше, но всегда удивлялся — на фига все эти колонны, лепнина, на стенах под потолком разные картинки: ученые какие-то, военные, ракеты, падающий мужик с обломками американского самолета, рабочие и колхозники? Люстры как во дворце. Нет, красиво, конечно. Но приткнуться некуда. Железные дырчатые сиденья все заняты. Углы и пространство возле стен тоже занято. Лучше бы вместо колонн лавок больше поставили.

Наудачу выбредаем на вокзальную площадь. Машины, памятник двум каким-то мужикам.

— Пяточкин, — говорит Шуня, — я вот сейчас прямо тут лягу и умру.

— Баба с воза… — ворчу я и тащу ее обратно.

Наконец возле камер хранения впихиваемся между кучей рюкзаков туристов-байдарочников и группой зычных теток-челночниц. Появляются Сапог и Губастый с пакетами. Шуня никак не реагирует на них. Она садится на пол у стены и мгновенно засыпает.

— Мы курицу купили жареную, — радостно сообщает Губастый.

— Дураки, что ли? — Я продолжаю ворчать. — Там половина веса — кости.

— Зато вкусно.

Ждем Тёху. Он приходит минут через пятнадцать. Будим Шуню, раскладываем на пакетах еду — пирожки, сосиски в тесте, бутерброды. Сапог рвет еще теплую курицу на части, подсовывает Шуне ножку.

— Электричка до Богдановича будет в семь утра, — сообщает Тёха и смотрит на вокзальные часы. Они показывают двенадцать двадцать три. — Пожрали? Всем отбой!

Я ложусь рядом с Сапогом, упираюсь лбом в его твердую спину и проваливаюсь в сон, как в колодец… Просыпаюсь практически мгновенно от удара в пятую точку. Поднимаю голову — косарь. Здоровый такой, в шинели и шапке. На нас не смотрит, лениво роняет:

— Чтобы через пять минут вас тут не было!

Тёха уже на ногах. Он тоже не смотрит на косаря, торопит нас:

— Пошли, пошли!

Байдарочники с интересом наблюдают за нашим выселением с вокзала. Челночницы пьют вино из пластиковых стаканчиков, смеются. Все правильно — у каждого свои проблемы, до чужих никому дела нет.

Полчаса кружим по вокзалу и его окрестностям, наконец вбуриваемся в вонючий закуток у багажного отделения. Запах тут неспроста — коридор облюбовали местные бомжи. На нас они смотрят недобро, но ничего не говорят и не лезут. И то хорошо.

Бомжей становится все больше и больше. Медом им тут намазано, что ли? Пытаемся улечься, но нас беззлобно сгоняют — людям негде стоять.

— Че-то будет, — говорит Сапог. — Может, айда отсюда?

Но уйти мы не успеваем. В дверях возникают два косаря, быстро проходят внутрь, а следом за ними идут люди в медицинских голубеньких масках. Между ними мелькает улыбчивый мужчина в кремовом пальто. Он отдает распоряжения, указывает, кому куда пройти, где встать.

Человек в зеленом жилете с надписью «Пресса» тащит на плече здоровенную камеру, второй, одетый так же, светит мощным фонарем. Они останавливаются, начинают снимать. Бомжи оживляются, коричневые лица расплываются в улыбках. Весело матерясь, они лезут поближе к оператору. Потом появляется похожая на сороку девушка с микрофоном, влезает в кадр и с улыбочкой громко тараторит:

— Мы ведем наш репортаж с железнодорожного вокзала города Екатеринбурга. Сегодня здесь проходит совместная акция всероссийской организации «Общественный патруль» и православного движения «Милосердие». Акция направлена на оказание помощи лицам без определенного места жительства. Бомжи получат горячее питание, теплые вещи и необходимую медицинскую помощь. За моей спиной вы можете наблюдать, как активисты «Общественного патруля» опрашивают нуждающихся…

Активисты в масках и правда о чем-то трындят с бомжами. Крепкие парни с повязками, на которых написано «Милосердие», вкатывают тележку. На ней — стопки одноразовых тарелок, бачки с едой. Следом появляются коробки с вещами. Улыбчивый в пальто тут как тут — призывно машет руками, что-то говорит, но из-за криков нам не слышно слов. Бомжи кидаются на бесплатное угощение, у коробок начинается драка.

Косари снимают с пояса дубинки. Оператор выключает камеру.

— В очередь, сукины дети! — весело орет один из косарей, лупцуя дубинкой направо и налево.

Восстановив порядок, косари отходят в сторону. Снова зажигается фонарь, камера взлетает на плечо оператора, и девушка-сорока продолжает свою трескотню:

— Подобные акции уже стали доброй традицией. Забота о тех, кто оказался за бортом жизни, — одна из главных христианских добродетелей. Известно, что еще императрица Александра Федоровна, жена причисленного к лику святых императора Николая Второго, посещала ночлежки и приюты для бездомных, где раздавала всем желающим калачи и деньги…