Любознательные зрители наслаждались бесплатным зрелищем, отхлебывая из стаканчиков за удачное снятие или подвешивание. И спорили, качая нетрезвыми головами: он сумасшедший или святой?

Но так или иначе, стало наконец что-то вырисовываться. И посмотреть на это потянулись уже значительные особы. Очень хотели собственными глазами увидеть, как что-то образуется из ничего.

Король Альфонсо заезжал, но остался недоволен, потому что Гауди, большой патриот своей малой родины, объяснял ему, что тут к чему, на своем варварском каталонском, на кастильский переходить не хотел, делал вид, что не понимает. Альфонсо надулся и уехал. И Альберт Швейцер уехал не солоно хлебавши. Этот действительно ничего не понял, потому что привык мыслить глобальными категориями, а тут какие-то детали и подробности чего-то. Значение которых Гауди объяснял, естественно, тоже по-каталонски. Получилась такая встреча с дикарями. Мала-мала ходи-ходи. Хотя как тут втолкуешь? Один вход в Храм чего стоил. Каждому, кто входил под арку, казалось, что весь фасад с гроздьями скульптур сейчас на тебя и рухнет. Кому ж понравится.

Заезжал философ Мигель де Унамуно мрачно вышагивал вокруг строительства, крутя головою и честно бормоча на кастильском: «Мне не нравится! Нет! Мне не нравится!» Гауди шагал за его спиной, передразнивая каждое движение, и противным голосом повторял по-каталонски: «Ему не нравится! Нет! Ему не нравится!»

А ведь все эти ребята очень могли бы помочь, если бы он взялся им все толком объяснить. Но не взялся. Он их серьезными людьми не считал. Да, с возрастом стал он очень вредным старикашкой.

А без денег все равно ничего не двигалось. Нет, существовал некий фонд из взносов прихожан, который платил Гауди зарплату, но тот за ней даже и не являлся, сразу оставляя ее в кассе. Когда все совсем останавливалось — отправлялся на заработки.

Вот, например, в быстром темпе, всего за три года, он построил дом богачу Пере Мила. Не особняк, доходный дом. Для нескольких семей.

Как всегда, дом пришлось втискивать в узенькое пространство между соседними домами, на месте сносимого старого. И начинать не с фасадов, дальше которых наш гений порой и не шел, а с того, чтобы угодить будущим жильцам. Тут он ухитрялся, как и в предыдущих своих втиснутых домах, так устраивать внутреннее пространство, что понять, откуда взялись эти огромные помещения внутри зажатого снаружи здания, не мог никто. Комнаты получились в виде плавающих друг возле друга пузырей, непонятно как соединенных. Ни одного прямого угла.

И в общем, никаких им любимых переделок. И слава богу! Собор-то стоит, скучает. Заждался. Нет, в конце строительства повезло, оказалось, что владелец одной из квартир, некий текстильный магнат, никак не может въехать в гараж на своем «Роллс-Ройсе», не вписывается в проем. Гауди сразу ожил. Хоть чуть-чуть радости. Все разворотили, снесли к чертовой матери и поставили заново. И магнат въехал. Расплачиваясь по счетам, несчастный Пере Мила только крякал.

Удалось немножко повозиться и с крышей. Из дымоходов и труб вентиляции устроить интересную чащобу. Замаскировать их под всяких безглазых истуканов. Ну и еще много забавных мелочей. Форму для дверных ручек в Доме Мила Гауди сделал мимоходом, после чего-то удачного, на бис: сжал в руке комок глины — получите форму ручки. Сама ложится в ладонь.

В общем, до фасада дошли в последнюю очередь. А один доброжелатель просто проходу не давал: а что за фасадик у вас будет? А нельзя ли взглянуть на чертежик, если он, конечно, у вас имеется? Гауди сунул руку в карман, вытащил скомканный лист чистой бумаги, расправил и сказал, взглянув синими глазами: «Мой проект фасада, сеньор». Тот выпал в осадок.

А планчик-то в общем соответствовал действительности. В результате чего обычный жилой дом вызвал в обществе скандал и сенсацию.

Критики взволновались. Один описывал дом как «гору, построенную руками человека». Другой увидел в нем «нечто, напоминающее каменное легкое, которое едва заметно дышит». Третий писал, что «под изрезанным морщинами обликом приближающейся старости Гауди сохранил элементы типично детского восприятия. Или это признаки сумасшествия?»

Горожане же в голос смеялись, упражняясь в прозвищах для этого чудовища. Называли и «Осиным гнездом», и «Каменоломней». Поэтому жильцы, заселявшие дом Мила, понимали, что хотя с точки зрения критиков им предстоит жить в произведении искусства, но придется быть посмешищем всего города.

В общем, пока все это сооружалось, богатый Пере Мила стал бедным, поскольку уже заплатил 100 тысяч песет за нарушения Гауди норм строительства, не говоря уж о перестройке. Поэтому ближе к завершению сказал вдруг: платить не буду. А Гауди сказал: ну, сам и достраивай. И они разошлись, похлопывая по пустым карманам, понося друг друга и передав дело в суд. Тяжба началась.

Между тем недостроенность дома спасла его в ту самую Трагическую (или Красную) неделю, от которой пострадала не только Барселона: эти события в конце концов привели и к знаменитой гражданской войне 30-х годов. В июле 1909 года восставшие рабочие разносили город. Церкви и богатые дома жгли и грабили. А продажный Гауди, как называли его левые газеты, именно ведь и прислуживал церкви и богачам. И вот перед построенными им домами революционные женщины разложили выкопанные в монастыре полусгнившие трупы монашек. Любуйтесь, гады! Есть фото Барселоны, покрытой дымами от горящих церквей. Революционеры разрушили и сожгли больше сорока зданий и двенадцать церквей, убивая священников. Но — чудо! Не трогали недостроенное. Уничтожать то, что в дальнейшем дало бы им работу, восставшие руки не поднимались. А у Гауди почти все требовало доделок.

В общем, семь лет прошло. И вдруг в 1916 году из суда сообщают, что Пере Мила проиграл и оставшийся без гонорара архитектор может получить свои кровные 105 тысяч песет. Шла Мировая война, у Пере Мила богатства не росли, и, чтобы отдать сумасшедшему Гауди сполна, он заложил свой доходный Каса Мила, оставшись полностью разорен. И жестокий Гауди не пожалел бедняка. Недрогнувшей рукою он взял деньги и понес их в кассу Храма. Боже мой! Храм сразу ожил.

Да… В былые времена наш городской сумасшедший был неплохим архитектором и неплохо зарабатывал.