Пински Роберт
Шрифт:
По букве закона любой, кто уходил на войну, традиционно составлял своей жене так называемое разводное письмо, чем давал ей возможность выйти замуж еще раз, если он пропадет без вести, так что формально Вирсавия была разведена. Некоторые мудрецы заходят так далеко, что утверждают, будто Давид вовсе не согрешил, — дескать, он ограничился разглядыванием Вирсавии, но дальше не пошел! Еще более удивительна весьма агрессивная каббалистическая традиция, которая толкует весь этот инцидент символически: как повторение первородного греха Адама (она опирается на слова 50-го псалма: «Вот, я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя»). Согласно этой изобретательной интерпретации имя Адама — это анаграмма первых букв слов Адам — Давид — Мессия, и Давид повторяет первородный грех, чтобы исправить его — убийством Урии Хеттеянина, который символизирует змея-искусителя! Так (в принципиальном противоречии с рабби Гирша) говорят некоторые каббалисты.
Во всех этих сверхъестественных оправданиях Давида, иногда невероятно изобретательных, иногда выходящих за рамки принятых приличий и просто здравого смысла, в этой насущной необходимости, чтобы Давид всегда был или хотя бы в итоге оказался прав, в отчаянных попытках отменить приговор Нафана мы можем видеть вожделения и страхи диаспоры. В Вавилоне, а впоследствии в унижении и под игом европейских последователей отколовшейся секты, выросшей до необычайных размеров, там, где их в лучшем случае терпели, а часто преследовали, еврейские мудрецы нуждались в своем царе. Они тосковали по Давиду, Светильнику Израиля, и, чтобы защитить его, пускались в моральные лабиринты и нелепые выдумки, столь же уродливые, как вавилонские лишения или нападки со стороны христианства.
Другие талмудисты, отчаявшись найти Давиду алиби или хоть какое-то смягчающее обстоятельство, состряпали иную легенду. Якобы, убив своего родственника Голиафа, Давид увидел: на великане надето столько слоев тяжелых доспехов, что он не в состоянии снять их, чтобы отрубить ему голову. А у Урии Хеттеянина, воина из филистимского лагеря, был ключ от доспехов Голиафа, и он вызвался обменять их на жену-еврейку. Следовательно, Урия получил Вирсавию бесчестным путем — так говорили эти мудрецы, обезумевшие от поста и изгнания, от набожности и от давления окружающего большинства, склонного к уничтожению еврейского благочестия, а может быть, и самих евреев — в лучшем случае их в Европе будут терпеть. С книжной полки в доме учения эти мудрецы жадно хватали тексты и комментарии, обсуждали их, дремали над ними, и — размышляя о своем Царе Давиде и, несомненно, зная о попытках христиан отнять у них царя, их Светоча, — они выдумывали невероятные оправдывающие его легенды.
Но вот что говорит Давиду пророк Нафан:
«И сказал Нафан Давиду: ты — тот человек. Так говорит Господь Бог Израилев: Я помазал тебя в царя над Израилем, и Я избавил тебя от руки Саула, и дал тебе дом господина твоего и жен господина твоего на лоно твое, и дал тебе дом Израилев и Иудин, и, если этого [для тебя] мало, прибавил бы тебе еще больше; зачем же ты пренебрег слово Господа, сделав злое пред очами Его? Урию Хеттеянина ты поразил мечом; жену его взял себе в жену, а его ты убил мечом Аммонитян; итак не отступит меч от дома твоего во веки, за то, что ты пренебрег Меня и взял жену Урии Хеттеянина, чтоб она была тебе женою. Так говорит Господь: вот, Я воздвигну на тебя зло из дома твоего, и возьму жен твоих пред глазами твоими, и отдам ближнему твоему, и будет он спать с женами твоими пред этим солнцем; ты сделал тайно, а Я сделаю это пред всем Израилем и пред солнцем» (II Цар. 12, 7-12).
Давид одолел великана, превзошел и своего ничтожного отца Иессея, и царя Саула, он, будучи младшим в семье, затмил всех старших братьев, — а теперь вот Нафан говорит ему про его сына, младенца Вирсавии: «Как ты этим делом подал повод врагам Господа хулить Его, то умрет родившийся у тебя сын» (II Цар. 12, 14). Более того, другой сын восстанет против него и будет спать с его женами, и всем будет известно об этом. Таким образом, Давид, прежде выступавший, если так можно выразиться, в роли сына, теперь становится отцом и принимает на себя соответствующие эмоциональные и моральные тяготы.
Пророк Нафан, говорящий царю страшные и недвусмысленные речи, не старше Давида, а может быть, даже не его ровесник — пророк, вероятно, моложе царя, и это еще один признак перемен для Давида, младшего сына и фаворита Саула, свергнувшего своего покровителя. В именах двух старых военачальников, появляющихся в начале и конце карьеры Давида, сначала Авенира, а потом Иоава, — в этих именах содержится слог ав: «отец». Авенир — это «Отец света», а Иоав (или Йоав) — «Бог — отец». Этот слог часто встречается в еврейских именах, но на него следует обратить особое внимание, коль скоро речь идет о двух свидетелях — появления и ухода Давида. Они оба люди искусные и опытные, они оба внезапно терпят поражение, они, эти сильные люди — убийца и убитый, — словно стоят по сторонам успехов Давида. В бдении над умирающим ребенком Вирсавии мы видим Давида, делающего лишь первые шаги на тяжком пути отцовства. У него много жен и наложниц, и он отец многих детей.
VIII. Сыновья Давида
После того как первенец, родившийся у Давида и Вирсавии, умер, «утешил Давид Вирсавию, жену свою, и вошел к ней и спал с нею; и она родила сына, и нарекла ему имя: Соломон. И Господь возлюбил его» (II Цар. 12, 24).
Но Соломон далек от начала очереди сыновей, поскольку его мать — в самом конце списка жен. Порядок сыновей ясен и точен: первый Амнон от Ахиноамы из Изрееля; второй Далуиа от Авигеи, вдовы глупого кармилитянина Навала; третий Авессалом от Маахи, дочери гессурского царя Фалмая; четвертый Адония от Аггифы; пятый Сафатия от Авиталы; шестой Иефераам от Эглы.
Эти сыновья родились у Давида в его южной столице Хевроне. Позже, когда Давид стал царем не только Иудеи, но и Израиля, возник новый перечень сыновей, родившихся в Иерусалиме, но и там Соломон не первый. Иерусалимские сыновья появлялись в таком порядке: Самус, Совав, Нафан, Соломон, Евеар, Елисуа, Нафек, Иафиа, Елисама, Елидае и Елифалеф.
Дочерей в этот каталог имен не включают, но дочь фигурирует в первой же истории о сыновьях Давида. Эта история, следующая сразу за рассказом о Давиде и Вирсавии, тоже сексуальная и тоже некрасивая: