Ребята притащили ящик. Бушмакин надел поломанные очки в железной оправе и углубился в чтение. Но было еще темно, и Бушмакин попросил Колю найти свечу или лампу.

Коля вышел в коридор. Маруська увязалась следом.

— В сто сорок втором на столе лампа с четырьмя свечами! — крикнул Колычев.

Отыскали нужную дверь. Когда возвращались обратно, Маруська взяла Колю за руку.

— Нравишься ты мне, — сказала она тихо. — Наверное, я не должна тебе об этом говорить, ну да ты парень простой и человек хороший, вреда мне не сделаешь.

— Не сделаю, — Коля покраснел и отдернул руку.

— Стесняешься?

— Не-е, — Коля вздохнул. — Только не время сейчас… И не место.

— Скажи уж прямо: пошла ты, девка, туда-то и туда-то. Не прячься за слова, терпеть не могу!

Она повернулась и ушла. Коля постоял еще некоторое время в коридоре и вернулся в кабинет Колычева. Зажгли свечи, стал виден лепной потолок и электрические лампы под жестяными крашеными абажурами — они висели над каждым столом.

— Розыск преступного элемента должен быть поставлен научно. А наука свидетельствует, что без планомерного и глубокого проникновения в преступную среду ни одна полиция мира успеха не имела! Вот и мы с вами в своей работе будем опираться исключительно на преступный элемент! — разглагольствовал Колычев.

— Даже исключительно, — усмехнулся Бушмакин. — А честные люди? Граждане? Они что же, заинтересованы в том, чтобы процветала уголовщина? Они, по-вашему, нам помогать не станут?

— Разъясняю суть дела на простом примере! — Колычев словно читал лекцию на юридическом факультете университета. — Ограбили лавку. Нутс-с, спросили вы того, сего, а они — молчок! Обыватель — подлец, дело известное.

— Неправда! — возразил Бушмакин. — Кто-нибудь что-нибудь видел и придет к нам, сообщит.

— Кто-нибудь, что-нибудь, — парировал Колычев. — Слова-то все дамские, с кухни… Нет-с, мил-сдарь, не придут! Не бывало-с!

— У вас — не бывало-с, а у нас — будет! — уверенно заявил Никита. — Я, например, верю в человеческий разум!

— Разум? Эк, куда вас хватило, — с сожалением сказал Колычев. — Ну при чем тут, помилуйте, разум? Разве речь идет о периодической системе элементов? Давайте ближе к жизни, господа. К реальной жизни, наполненной проходимцами, предательством и хамством. Так о чем бишь я? Вот взгляните, — он вытащил из ящика три карточки. — Итак, мы с вами предполагаем, что ограбили лавку либо Васька Клыч, либо Шура Рябчик, либо Алексашка Помпон. Но кто конкретно? — Он торжественно оглядел присутствующих и продолжал: — Не знаете? И я не знаю. Но, в отличие от некоторых здесь присутствующих альтруистов, верящих в «человеческий разум», я не знаю этого только пока. Пока! Итак! Я вызываю городового, велю доставить ко мне всех друзей вышеназванных господ, потом приглашаю еще двух городовых и приказываю бить этих друзей до тех пор, пока большинство из них не запросит пощады. Тогда я отсылаю городовых и предлагаю некоторым, мною избранным, освещать подозреваемых, следить за каждым их шагом. Как вы уже догадались, вопрос ареста — это уже не вопрос. — Колычев вытер со лба пот и замолчал.

— Лихо, — сказал Коля.

— Отвратительно, — поморщился Никита.

— Кое-что в этом, конечно, есть, — Вася почесал затылок.

— Мужчинам только бы драться, — вздохнула Маруська.

— Значит, бить? — спросил Бушмакин.

— Ну, тут Колычев прав, — сказал Вася. — Не целовать же их. Они людей режут, а мы их — гладь?

— Вы же интеллигентный человек, — укоризненно сказал Бушмакин, не реагируя на замечания Васи.

— Нашу работу в белых перчатках не сделаешь, — ответил Колычев. — Увы…

— Скажу так, — Бушмакин строго оглядел присутствующих. — Кто хочет здесь работать — о мордобое забыть навсегда! За мордобой — ревтрибунал, уж я позабочусь! А тебе, Василий, вот что понять надо: кругом поднимается заря новой жизни. Ты что же, всерьез думаешь, что преступники этого не видят? Видят! И я рассматриваю нашу задачу так: направить их на путь исправления. Помочь им!

— Между прочим, девять месяцев назад господин Керенский выпустил всех, рвущихся к новой жизни, — с горькой иронией произнес Колычев. — И что же? На свободе оказалось несколько тысяч опаснейших негодяев! Началось такое… Страшно вспомнить. И сейчас продолжается — вон молодой человек не даст соврать, — Колычев кивнул в сторону Коли и продолжал: — Нет, господа. Преступный мир — это преступный мир. Никогда никто и ни при каких условиях его не изменит и не исправит. Пока есть человечество, будет и преступность. Думать иначе — наивный вздор.

— Плохо же вы относитесь к человечеству, — усмехнулся Никита. — Я с вами совершенно не согласен!

Снизу, из парадного, донеслось отчаянное треньканье звонка. Никита не договорил и вопросительно посмотрел на Бушмакина. Тот, в свою очередь, — на Колычева.

Колычев достал из кармашка жилета огромные золотые часы и щелкнул крышкой:

— Да уже десятый час, господа! — удивленно сказал он. — Это, вероятно, пришли лояльные новому правительству чиновники нашей канцелярии. Я вам потом расскажу о каждом. Поласковее с ними, господа, они очень и очень нам пригодятся!

— Коля, впусти, — приказал Бушмакин.

Коля убежал. Через минуту он снова появился — несколько растерянный и притихший. Следом за ним в кабинет ввалилось человек десять мужчин в форменной одежде департамента государственной полиции. Они столпились на пороге и молча уставились на Бушмакина и ребят.

— Это новое начальство, господа, — объяснил Колычев. — Мы разбираем действующие картотеки. Я полагаю, вы присоединитесь к нам?

Худой, высокий чиновник с университетским значком на груди переглянулся с остальными.