— Ладно, уговорили, — сказал Бушмакин. — Только ты, Николай, не шибко старайся. А то дамочку эту от преступной среды отобьешь и незаметно сам отобьешься от законной жены. Знаю вас, мужиков… Сам такой был.

Он подошел к Колычеву, пожал ему руку.

— От лица службы благодарю за ценное предложение. Вы свободны, Нил Алексеич…

Когда Колычев ушел, Бушмакин обратился к Коле:

— Звонил начальник кадра. Приказано направить Колычева за расчетом.

— Боятся, что он нас в дворянскую веру обратит? — невесело пошутил Коля.

— Шутку не принимаю, — свел брови Бушмакин. — Бывшие полицейские тормозят работу, вредят. Такие факты кое-где есть. Но вот что меня лично поражает и даже злит — так это дурацкая наша привычка всех стричь под одну гребенку! Где же наш хваленый «индивидуальный подход»? А эта гнида Кузьмичев? Знаешь, как товарищ Ленин о таких говорит? Читай, специально заложил… — Бушмакин протянул Коле папку с машинописными страницами. — Это было написано товарищем Лениным Богданову и Курскому. Товарищ Курский специально размножил, чтобы прочитали эти ленинские слова как можно больше работников аппарата.

— Здесь говорится о бюрократизме и волоките, — сказал Коля.

— Последние слова прочти, — улыбнулся Бушмакин.

— «Будем сажать за это коммунистическую сволочь в тюрьму беспощадно…» — оторопело прочитал Коля. — Ничего себе. Даже страшно.

— Не страшно, — уверенно сказал Бушмакин. — Хорошо! Дай бог, если Кузьмичев «святенький, но безрукий болван», как пишет товарищ Ленин. — Я-то думаю, что далеко не болван. Он именно матерая сволочь! Враг! В общем, так: Колычева я оставляю на свой страх и риск!

— А я в тебе никогда и не сомневался, батя, — с нежностью произнес Коля.

Выйдя в коридор, он увидел Никиту. Рядом с ним стояла веснушчатая девушка.

— Феня, домработница Богачевых, — представил ее Никита. — Катаемся с ней на трамваях, вдруг она узнает кого-нибудь из налетчиков? Представляешь, глупая девчонка, сразу же уехала в деревню, как будто мы там ее не найдем!

— Нашли, — прошептала Феня. — На мою погибель.

— Ладно, барышня, — рассмеялся Никита. — Нам с вами о погибели говорить рано. Мы еще с вами поживем и общими силами негодяю Пантелееву нос утрем!

— В случае чего — на рожон не при, — предупредил Коля. — Сам знаешь — Пантелеев не новичок, чуть что, — и будешь с дыркой. С девчонкой поаккуратнее. Сдается мне, от нее больше крику будет, чем толку.

— Хорошо, — улыбнулся Никита. — На скорую встречу с Пантелеевым я как-то не надеюсь. Как твои занятия?

— Читаю Соловьева, — сказал Коля. — Уже второй том. Честно признаться, даже подумать не мог, что русская история сплошь заполнена уголовниками.

— Эк куда тебя метнуло, — Никита весело толкнул Колю в плечо. — Осади, не с того боку подходишь. Хотя, если, скажем, взять Грозного или Годунова, то в чем-то ты и прав. Ладно, вечерком зайду, поспорим.

Никита схватил Феню за руку и потащил вниз по лестнице. Она хихикала и упиралась. Коля проводил их взглядом и пошел обедать. В столовой, пока официантка отрывала талоны и ходила за борщом и кашей со свиным жиром, Коля сидел и думал, что Никите давно уже пора поступать в университет и серьезно учиться. «Скажу ему об этом твердо», — решил Коля. Если бы он только знал, что ни вечером, ни на следующий день он уже ничего не скажет Никите. А в разговоре с Бушмакиным горько заметит: «Надо было мне с этой Феней ехать. У меня в наружном наблюдении опыт, и реакция хорошая. А Никита в этом всегда был слабоват…» — «Да, — ответит Бушмакин, — мы допустили ошибку…»

А Никита, между тем, решил проехать с Феней по 14-му маршруту. Они сели в трамвай. Народу было немного. Трамвай свернул с Забалканского на Сенную площадь и загромыхал по Садовой. Никита стоял на задней площадке моторного вагона и внимательно наблюдал за Феней. Она о чем-то оживленно болтала с кондукторшей. «Вот негодница, — подумал Никита. — Нашла время…» Он уже хотел было одернуть Феню, но в этот момент в трамвай вошел… Пантелеев. Бандит был в длинной шинели, с портфелем в руках. Никита замер. Теперь он молил судьбу, чтобы Феня продолжала разговаривать с кондукторшей и не увидела Пантелеева. «Надо же, — радовался Никита. — Вышли за случайной удачей, за любым паршивым сообщником, любому дерьму были бы до смерти рады, а тут „сам“ пожаловал! Козырной туз собственной персоной. Все, голубчик, отгулял…» Никита начал осторожно продвигаться по вагону. «Сейчас подойду к Фене, спокойно, с улыбочкой, велю ей идти домой. На следующей он не выйдет — из-за одной короткой остановки не стал бы садиться. Значит, как только она испарится, — еду с ним, выхожу следом и в укромном месте — мало ли, может, стрелять придется, — беру его…» Никита подошел к Фене и уже было открыл рот, как вдруг Феня увидела Пантелеева и отчаянно завопила:

— Ратуйте, православные! Это он! Он! Узнала я его!

— Дура, — вслух выругался Никита и бросился к Пантелееву.

— Держи его! — вопила Феня. — Хватай!

Пантелеев пятился к площадке вагоновожатого. Пассажиры пропускали его, мертвея при одном взгляде на маузер.

Вагоновожатый оглянулся и резво перевел руку динамо-машины — трамвай рванулся вперед. «Хоть этот понял, — с теплотой подумал Никита. — На быстром ходу Пантелеев не спрыгнет…»

— Стой! — Никита обнажил кольт.