Крутоус Катерина
Шрифт:
– Что-то Вы зачастили в последнее время.
– Произнося последнюю фразу, он медленно повернулся к своему огромному столу, так заставленному всевозможными баночками, колбами, ретортами и иными принадлежностями, что сложно было бы найти место даже для обычной авторучки. Странным образом это никак не сочеталось с общим видом остальной части помещения, служащего одновременно кабинетом и спальней.
Более чем скромное убранство комнаты, указывающее на явное безразличие ее хозяина к роскоши, в какой-то мере делало ее похожей на монашескую келью. Старенькая кровать (хотя скорее уж старинная, учитывая ее предполагаемый возраст в несколько столетий) напоминала о временах французского короля Людовика Четырнадцатого и внушала опасения в виду своей ветхости. Даже сообщение на ложе, оставленное самим мастером, что, изготовленная во времена одного из самых выдающихся государей, сия твердыня грез выстоит не одно поколение, не особо придавало уверенности. Одно кресло и две небольшие резные тумбы - тоже, по-видимому, отголоски прошедших эпох - нашли здесь себе приют от навязчивых посторонних взглядов. И еще средней вместимости резной дубовый шкаф, от одного вида которого у современного человека, скорей всего, заиграла бы веселая улыбка - воспоминание о давно минувших днях.
Что впечатляло по-настоящему, так это уже упомянутый огромный дубовый стол витиеватой отделки, занимающий добрую треть общей площади помещения. И хотя первое, что бросалось в глаза, было свидетельством работы рук представителей былых эпох и поколений (отчего-то возникало желание приписать ему полу-тысячный век, отчего бы?), добротная основа, поддающийся вмешательству каркас, с которым явно не раз уже проводили необходимые манипуляции, связанные с устранением и улучшением, появляющихся время от времени недостатков, в целом производили довольно благоприятное впечатление. Даже не искушенный в подобного рода делах посетитель, хорошенько присмотревшись, смог бы отметить, что сие исполинское чудище претерпело не одну реконструкцию. Не удалось сохранить свой первозданный вид и всевозможным дополняющим частям странного великана, в число которых входили разнообразные ящички, полочки и шкафчики.
Однако можно было также заметить, что хозяин этого рабочего места вполне доволен достигнутым результатом. В первую очередь бросалось в глаза стремление Вона к максимальному удобству и подручности. Он часто удовлетворенно хмыкал, в очередной раз то находя место для своего нового объекта, то устремляя взгляд в определенное место. Потом стремительно, не задумываясь даже на долю секунды, доставал необходимое средство, которое мирно покоилось на огромных просторах этого своеобразного, однако полноценного государства - именно там, где он однажды его оставил, поселил, помог обжиться - после чего со спокойной душой переключался на иное.
В эти минуты, Вон, как всегда, продолжал корпеть над емкостями: смешивал разные снадобья, помешивал одни зелья, остужал другие отвары.
– Присаживайтесь.
– Спустя считанные мгновения бросил он через плечо, даже не поворачивая головы. Женщина уверенно села в единственное кресло, находящееся в помещении. Видно было, что все происходящее было не в новинку ни для гостьи, ни для хозяина. Вон медленно подошел к своей посетительнице.
– Вы уж простите за то, что лезу не в свое дело, но Вы все еще надеетесь на благоприятное разрешение этой ситуации?
– хотя фраза была произнесена с вопросительной интонацией, непосвященному могло показаться, что говорил не живой человек, а какой-то робот. Ничего в облике мужчины не выдавало ни единой эмоции. Ни заинтересованности, ни удивления, вообще никакого энтузиазма. Но она все же ответила.
– Скоро все это уже должно закончиться. Остаются лишь считанные дни. Поэтому я не могу себе места найти. Я не могу поверить в то, что осталось всего ничего, чтобы этому многолетнему кошмару пришел конец. Я так устала ждать. А сейчас меня еще и подгонять начали. Но довольно об этом. Ты же знаешь, что я не за разговорами к тебе пришла.
– Она резким движением подняла голову и решительно заглянула Вону в глаза. Ни робости, ни кротости, лишь железная, нерушимая воля все выдержать, через все пройти, но достичь той единственной и многострадальной цели, которая уже реет на горизонте столь желанного недалекого будущего.
Не возражая, не сопротивляясь, Вон ровно и плавно прикоснулся к ее вискам. Она закрыла глаза. Со стороны могло показаться, что женщина уснула или впала в глубокий транс. Какое-то мгновение с ней ничего не происходило. Она сидела, словно статуя, отлитая из какого-то пластичного материала, которую можно в любой момент преобразовать в любой иной желаемый образ. Вон не спешил. Чтобы быстрее и точнее сосредоточиться на том, что им обоим предстояло пережить, он тоже закрыл глаза, и подобно своей подопечной погрузился в состояние, напоминающее летаргический сон. Казалось, для этих двоих время остановилось. Впрочем, так оно, наверное, и было. Со стороны могло показаться, что мужчина пытается сделать женщине ритмичный массаж висков. Однако легкая обманная непринужденность очень быстро исчезла. Все это продолжалось лишь считанные мгновения.
Внезапно все резко изменилось. Что-то произошло. Что-то такое, что вмиг повергло в ужасное состояние обоих участников этой странной и непонятной сцены. Начался тот страшный процесс, ради которого все это, собственно, и затевалось. Мужчина с искаженным лицом, корчась от боли, запрокинул голову назад и начал что-то быстро шептать на латыни. Теперь уже даже невооруженным глазом можно было видеть, какую страшную силу обретает каждое произнесенное им слово. С каждым мгновением женщина, на которую были направлены все силы Вона, страдала все больше и больше, с неимоверным усилием пытаясь подавить истошные вопли, рвущиеся наружу. До боли стиснутые губы время от времени обливались кровью, которая, однако, очень быстро скапывала на пол, уступая место новой порции. А в налитых той же алой кровью глазах то и дело лопались от напряжения сосуды. Нестерпимая, невыносимая боль перекашивала лицо, видно было, какими нечеловеческими усилиями женщина пыталась возобладать над терзаниями, которые сама же и спровоцировала. Она стойко держалась, чтобы не закричать или попросту не прервать текущий сеанс. Казалось, еще самая малость - и она не выдержит. Впившись ногтями в подлокотники и вжавшись как можно сильнее в твердую обивку кресла, она продолжала ежесекундно вздрагивать от непрекращающихся мучений.
Так же внезапно, как началось, так же неожиданно все и закончилось. Вон убрал руки от лица женщины, вопросительно глядя ей в глаза.
– Он, мой Максим, все еще там.
– Устало, но с облегчением выдохнула она.
– Значит, все еще жив.
– Но Вы ведь в курсе, что он уже успел измениться, что все уже будет совсем не так, как раньше?
– он заглянул ей прямо в глаза. Она выдержала взгляд.
– Да, знаю. Но эту проблему я буду решать, когда придет время.
– Вы же знаете, что в этом я Вам ничем помочь не смогу?
– тем же безразличным, что и раньше, тоном, спросил он.