Романы Э. имеют явно дидактическую тенденцию, но отличаются жизненностью и непосредственностью наблюдений. Чтение ее произведений привело Вальтера Скотта к мысли дать художественное изображение своей родной Шотландии.
Извстно, что одинъ изъ покойныхъ Турецкихъ Султановъ, имлъ обыкновеніе прохаживаться ночью, одтый въ простую одежду, по улицамъ Константинопольскимъ — онъ подражалъ въ этомъ случа славному Гаруну Альрашиду, Багдадскому Калифу, о которомъ должны знать читатели Тысячи одной ночи.
Однажды прохаживаясь по городу при свт полной луны въ сопровожденіи Великаго Визиря, Султанъ, если не ошибаюсь, покойной Селимъ, остановился передъ домомъ кожевника и сказалъ своему сопутнику: Ты врно читалъ въ Тысяче одной ночи сказку о кожевник и двухъ его друзьяхъ, которыхъ мннія о судьб человческой были всегда противоположны. Я желалъ бы знать, что думаешь ты объ этомъ важномъ предмет.
— Я, Государь? Мнніе мое состоитъ въ томъ, что благоразуміе человческое иметъ великое вліяніе и на судьбу его? и что одному благоразумію, а не счастію, какъ говорится, обязаны мы бываемъ по большой части своими успхами.
«Я думаю совсмъ напротивъ. Одного называютъ счастливый человкъ; другаго несчастный: отъ чего это? Не самъ ли опытъ научаетъ насъ длать такое различіе, которое въ противномъ случа было бы совершенно безъ смысла?»
— Не смю противорчить теб; Повелитель правоврныхъ!
«Говори — я приказываю.»
— Повинуюсь, и вотъ мое мнніе. Тотъ неразсматриваетъ съ надлежащимъ примчаніемъ ни причинъ, ни слдствій, кто приписываетъ удачу счастію, а неудачу несчастію: Въ столиц твоей находятся два человка; одного изъ нихъ ставятъ въ примръ постояннаго счастія; другаго напротивъ въ примръ постояннаго несчастія, первый есть Саладинъ, по прозванію счастливецъ; послдній Мурадъ, по прозванію несчастный. Что бы ни было, но я увренъ, что все различіе между имя состоитъ въ одномъ только благоразуміи.
«Гд живутъ эти два человка? Хочу, чтобы они сами разсказали мн свою исторію. Проводи меня въ ихъ жилище.»
— Домъ Мурада несчастнаго весьма отсюда близко; слдуй за мною, Повелитель правоврныхъ.
Султанъ и Визирь его приближаются къ небольшому домику; отворяютъ дверь; слышатъ стенанія — входятъ. Глазамъ ихъ представляется плачущій человкъ; онъ рвалъ на себ бороду, топталъ ногами свою чалму, словомъ: оказывалъ совершенное изступленіе, и это — былъ Мурадъ. Постителм спросили, какое несчастіе приключилось ему, и отъ чего такъ горько онъ плачетъ? Онъ не отвчалъ ни слова, но указалъ имъ на черепки прекрасной фарфровой вазы, разсыпанные по паркету.
И эта бездлица огорчаетъ тебя такъ сильно? спросилъ Султанъ.
— По вашей одежд, государи мои, заключаю, что вы иностранные купцы: вы не знаете Мурада несчастливаго; въ противномъ случа вы могли бы удивляться моему горю; несчастіе написано у меня на роду и вы согласились бы вмст съ другими называть меня несчастнымъ, когда бы узнали мою исторію. Ночуйте въ моемъ дом, и я разскажу вамъ печальныя свои приключенія.
Ночевать, тебя намъ не возможно, отвчалъ Султанъ; но выслушать твою повсть будетъ для насъ весьма пріятно.
«- Садитесь. — Султанъ и Визирь его сли, а Мурадъ началъ разсказывать;
Отецъ мой Гассанъ проживалъ въ здшнемъ город. На канун рожденія моего привидлся ему чудный сонъ, заключавшій въ себ, такъ сказать, предвщаніе всхъ несчастій, которыя отъ самой колыбели, не престанутъ меня преслдовать. Отцу моему снилось, будто у него родился сынъ съ собачьею головою и зминымъ хвостомъ, будто онъ надлъ на него Султанскую чалму, и за то осужденъ былъ на смерть.
Отецъ мой врилъ, какъ и вс добрые Музульмане, предопредленію, и этотъ чудесный сонъ испугалъ его чрезвычайно. Нашему сыну, сказалъ онъ моей матери, назначено сдлать всхъ насъ несчастными — и онъ возненавидлъ меня еще до рожденія; а чтобы не видть ни моей собачьей головы, ни моего зминаго хвоста, отправился въ Алепъ за нсколько часовъ до моего горестнаго появленія на этотъ свтъ.
Его путешествіе продолжалось восемь лтъ съ половиною. Во время его отсутствія никто не заботился о моемъ воспитаніи; а мать моя твердила мн поминутно, что у меня собачья голова и зминой хвостъ. Ты Мурадъ несчастный, сказала она мн однажды. Въ это время сидла подлъ нее какая-то старушка съ глубокими морщинами на лбу и на щекахъ, съ крюковатымъ носомъ, беззубая и косая — она прибавила страшнымъ и хриповатымъ голосомъ, который еще и теперь отзывается у меня въ ушахъ: такъ! подлинно несчастный! былъ, есть и будешь!… Потомъ она сказала: кто родился подъ непріязненною звздою, тотъ будетъ и долженъ быть во всемъ несчастенъ; одинъ только Магометъ властенъ уничтожить очарованія: безумецъ противится своей судьб, а умный человкъ покорствуетъ ей безъ прекословія.
Слова старушки врзались въ мою память, и я при всякомъ новомъ несчастіи говорилъ: правду сказала ты, старушка; судьб своей противиться не возможно.
Мн было уже восемь лтъ, когда пріхалъ отецъ мои изъ Аледа; въ этотъ годъ родился братъ мой Саладинъ, котораго наименовали счастливцемъ, потому что въ самый день его рожденія вошелъ въ пристань корабль отца моего, богато нагруженный товарами. Не могу изчислить тхъ счастливыхъ случаевъ, которыми ознаменовано было младенчество моего брата; успхи его были также разительны, какъ и мои досадныя неудачи.