Она повернулась, я минуту соображал, что был на волосок от смерти. Если бы подумал о ней плохо, она бы уловила это, и моя жизнь прервалась бы моментально.

– Леди Джильдина, – прокричал я, бросаясь следом, – да, я дурак в этом мире!.. Я вообще дурак! Но и дураки жить хотят. Хорошие безобидные дураки разве не лучше, чем умные и подлые враги?..

– Тебе какая разница, – прорычала она, – где сдохнуть?.. Здесь или через полмили?

– Лучше через полмили, – заверил я. – Леди, я не буду вам мешать!

– Ты уже мешаешь, – сказала она еще злее.

– Чем?

– Сопишь, хрипишь, хрюкаешь, – сказала она безжалостно, – на твой сладкий запах нежного мяса сбегутся звери со всего Круга.

– Ну придумайте, – заговорил я умоляюще, – неужели я ни для чего не пригожусь?.. Ну там для половых нужд, к примеру… Захочется вдруг потешить плоть, можно меня использовать… В смысле, дабы погасить огонь в своих чреслах…

Ее лицо угрожающе искривилось.

– Что?.. Я?

– А что? – удивился я. – Такая великолепная женщина!.. В полном расцвете сил и молодости!.. А тут еще такая жара…

Она не поняла, похоже, при чем тут жара, это я обливаюсь потом, а она сухая, как поджарый муравей, кожа хитиново блестит, брезгливо поморщилась, взгляд ее без слов показал, что оценивает меня не выше пробежавшей по гребню серенькой ящерицы, повернулась и пошла еще быстрее.

Я ринулся следом, она пару раз оглядывалась и делала угрожающий жест, мол, убью, как только подойдешь ближе. За это время красное небо начало обретать лиловый оттенок, Джильдина остановилась у группки скал, там заметная ниша, и когда бодибилдерша устремилась туда, я сообразил, что наконец-то решила остановиться на ночь. Под ногами хрустит соляная корка, справа заросли железного дерева, я нарубил мечом хвороста и, вложив меч в ножны, потопал к ней, гадая, как примет.

Она проорала, срываясь на звериный рык, еще издали:

– Ты что, не слышал?

– Все слышал, – ответил я, – но подумал, что мне даже дохлому будет приятно, что у вас, замечательная леди, будет для костра хворост!

Малость ошарашенная, она смотрела зло, как я приблизился и остановился, глядя на нее с восторгом простака.

– Куда сложить хворост?

– Ты сумасшедший? – рыкнула она, оскалив зубы.

– Нет, просто дурак, – ответил я и посмотрел на нее чистыми влюбленными глазами. – Вы все определили правильно и просто замечательно! Вы ведь умная, да? Я вот никогда умных женщин не видел. Говорят, вымерли. А когда снова появятся, мир опять вдрабадан… Огонь разжечь?

– Пошел вон, – сказала она жестко. – Я всегда хожу одна. И убиваю тех, кто пытается идти со мной.

Ее пальцы скользнули к рукояти ножа на поясе. Наши взгляды встретились, в ее глазах, как в озерах с ледяной водой, я увидел смерть, если не отступлю сейчас же.

Я сделал шаг назад, глядя на нее устрашенно. Чувство смертельной опасности стало отчетливее, вдруг я сообразил, что большая часть идет не от нее, а от чего-то неведомого, что медленно приближается к ней со спины.

– Сзади! – заорал я.

Она резко обернулась, я с грохотом выронил из рук хворост и ухватился за лук. Из мерцающего облачка вынырнули одетые в звериные шкуры люди. Один, уже с натянутой тетивой, начал быстро выпускать стрелы, остальные с хриплым ревом злости и разочарования разом ринулись на бодибилдершу. Она едва успела выхватить из-за пояса длинные ножи, засверкала сталь. Я насчитал пятерых нападающих, все рослые и длиннорукие, вооружены дубинками.

Она вертелась, как волчок, отражая и нанося удары. Я наложил стрелу и, натянув тетиву, стал высматривать, в кого выстрелить. Стрелок отбросил бесполезный лук и с ножом в руке тоже ринулся в схватку. Женщина сражалась отчаянно, но ее прижали к стене, положение становилось все хуже. Я прицелился одному в затылок, он как раз занес дубинку обеими руками, а богатырша с трудом отражает удары его друзей…

Щелкнула тетива, я поморщился от боли в руке, а стрела ударила в основание черепа. Лохматый вздрогнул, дубина выпала из рук, а сам завалился навзничь. Джильдина двумя ударами сразила сразу двух, схватилась с оставшимися, но один резво развернулся и бросился бежать.

Я заколебался было, потом решил, что может привести подмогу, взял его на прицел и послал стрелу. Он вскинул руки и упал вниз лицом. Ножи женщины-воина сверкнули в последний раз, ее противник булькнул перерезанным горлом и осел на колени. Она опрокинула его ударом ноги в лицо, оглянулась по сторонам, дикая и озверелая настолько, что у меня мурашки побежали по коже. Никогда мы, мужчины, не бываем такими страшными. У нас даже смертельная и кровавая война вроде игры, все делаем красиво и благородно, а умираем в красивых позах и с заготовленными для такого случая словами. А женщины… у-у-у… животные…

Я повесил лук за спину.

– Леди Джильдина, мне разжечь костер?

Она тяжело дышала, ноздри раздуваются, как у тигры, глаза налились кровью, а верхняя губа приподнялась, показывая острые клыки.

– Ты убил двух?

– В спину, – объяснил я. – И не убил, а добил. Вы сами их почти убили красиво и молниеносно.

Сказал и понял, что брякнул правду: убитый первым упал на спину, на груди длинные глубокие раны, все еще толчками выплескивается кровь. Все пятеро умерли бы от ран, но только, возможно, она бы умерла тоже.