Шрифт:
— Пусть будет что будет! — решительно заявил Чочой, устремляясь к двери.
Он выбежал из хижины негра и бросился в ярангу Гоомо.
Джим и его сынишка долго молчали, как бы прислушиваясь к тому, что происходит во внешнем мире, в том проклятом мире, где так много тревог и горя у простого человека, и особенно, если этот простой человек имеет черный цвет кожи.
Тихо было в хижине, настолько тихо, что Том вдруг услышал, как шуршат жуки, которых он насобирал в коробку из- под консервов.
— Том, иди ко мне, — послышался ласковый голос отца.
Том вздрогнул, подошел к отцу.
Джим посадил сынишку на колени, закрыл глаза и принялся покачиваться взад и вперед. Том подумал, чго отец сейчас будет петь. Так оно и вышло: старый Джим запел. Трудно было назвать это песней — столько боли, столько обиды и ненависти было в голосе негра!
«Странные плоды раскачиваются на деревьях, — говорилось в песне. — Странные черные плоды. Хищные птицы клюют их, а ветки деревьев, на которых висят они, обагрены кровью. Странные черные плоды раскачиваются на деревьях...»
Том слушал песню отца, и порою сам подпевал ему тихонько. В его задумчивых прекрасных глазах была видна вся его детская душа, глубокая, чистая.
У двери послышались шаги. Джим умолк. Дверь отворилась, и на пороге показалась богатырская фигура Гоомо. Нагнувшись, он шагнул в хижину, а за ним вошел и Чочой.
Гоомо минуту стоял неподвижно: его поразили глаза Тома. Тяжело вздохнув, он вытащил из-за пазухи трубку, раскурил ее и протянул Джиму. Затем, положив свою огромную руку на голову Тома, он скупо улыбнулся и сказал:
— Собирайте-ка с Чочоем инструменты отца в мешок.
Джим хотел что-то возразить, но Гоомо предупредил его:
— Как хочешь, но если ты и Том останетесь здесь и эти звери нападут на вас ночью, я вынужден буду прийти сюда, и тогда кто его знает, чем все это кончится. Не лучше ли вам перебраться к моему очагу?
— Ну хорошо, хорошо, — сдался старый негр. — Я слишком давно знаю тебя, Гоомо: ты действительно не сможешь спокойно уснуть, если мы с Томом на ночь останемся в нашей хижине.
Постепенно наступили сумерки. Зловещая тишина нависла над поселком Кэймид. Эскимосы и чукчи, узнав о предстоящих событиях, поглядывали в сторону массивного креста, вкопанного американцами в землю, и на всякий случай заряжали свои винчестеры. Они уже знали, как люди в белых балахонах бесчинствуют над неграми.
Когда поселок Кэймид совершенно погрузился во тьму, у дома Кэмби послышались громкие голоса, сердитые окрики, команда. Громче всех выделялся голос самого мистера Кэмби.
— Зажечь факелы! — приказал он.
Во мраке замерцали слабые огоньки. Вскоре они загорелись ярче, заколыхались нестройным рядом. Багровые отблески факелов смутно осветили около десятка людей в белых балахонах.
У креста факельное шествие остановилось. Прошло минут десять, и вот, извиваясь, пламя поползло снизу вверх по кресту, облитому черной смолой. Оно разрасталось; красные с черной копотью языки рвались в чернильную тьму.
Люди в балахонах, размахивая факелами, пошли в каком-то диком танце вокруг пылающего креста, и в тот же миг послышались ругань, визг, свист, улюлюканье.
Громко лаяли в поселке возбужденные собаки.
Слышались сдержанные голоса эскимосов и чукчей, наблюдавших дикую пляску белых балахонов. Люди собирались группами и с тревогой говорили о том, что времена становятся все хуже и хуже, что страшные обычаи богатых американцев пришли и сюда, на самые далекие берега Аляски.
Собралась отдельно группа и тех американцев, которые ненавидели Кэмби и его друзей. Здесь тоже слышались слова тревоги.
А люди в балахонах продолжали бесноваться.
— Выходи сюда, черномазый хромоногий Джим! — кричали они. — Выходи, черная свинья! Мы тебе и вторую ногу на деревянную колотушку сменим!
Яранга Гоомо стояла метрах в двухстах от хижины негра. Крепко сжимая винчестер, Гоомо сурово смотрел в ту сторону, где бесновались куклуксклановцы.
Старый негр и его сын, крепко прижавшись друг к другу, лежали на мягких оленьих шкурах и с ужасом глядели на пылающий черный крест и белые балахоны.
Чочой лежал рядом с Томом. Обхватив его худенькие, дрожащие плечи, он тихо приговаривал: