Какие-то зловещие и очень знакомые воспоминания зашевелились у Кэтлин в груди. Она уже знала подобную историю. Старая песня на новый лад.

Наконец Эм Джи подошел к концу своего повествования, к тому, что мучило его долгие годы. И девушка поняла, какой пустыней стала его душа.

— Мария пыталась уйти от меня. Говорила, что я убиваю себя и она не может этого выдержать. — Он крепко стиснул веки и с силой сжал Кэтлин руку. — В то время я раскрыл одну очень опасную шайку колумбийцев, и они поклялись отомстить. Их угрозы не очень заботили меня. Я чувствовал себя бессмертным. По правде говоря, на одной из встреч я швырнул им это в лицо. Но они придумали кое-что получше. Я сам посадил Люси в эту машину. Помахал им обеим рукой, потому что надеялся, что Мария съездит к матери и, как обычно, вернется. Не насовсем… не насовсем… — Он отвернулся и шепотом закончил: — Когда Мария включила зажигание, машина взорвалась.

Кэтлин судорожно пыталась проглотить шершавый комок, застрявший в горле. Никакими словами нельзя было помочь этому горю. Никаким сочувствием, никакой поддержкой, никаким утешением. Она снова упустила свой шанс. Эм Джи сам вынес себе беспощадный приговор, не подлежащий обжалованию.

— Я убил их, — просто и безнадежно сказал он. — Но у меня не хватило решимости рассказать тебе об этом, потому что я надеялся, что на сей раз все сложится по-другому. Но ничего не вышло. Я не хочу причинять тебе боль. Это больше не повторится. — Он высвободил руку и резко поднялся. Подошел к окну и выглянул на улицу, ничего не видя перед собой. — Иди домой, Кэтлин. Тут для тебя ничего нет.

Кэтлин не могла говорить. На всем свете не существовало таких слов, которыми можно было уменьшить скорбь и самоосуждение, звучавшие в голосе Эм Джи. Она не могла ни поддержать, ни успокоить его. С тех пор как у него на глазах погибла его семья, это никому не было под силу. Да словами тут и не поможешь. Она страдала из-за того душевно ранимого молодого человека, который не ценил своих сокровищ и в одночасье лишился их. И из-за него теперешнего, который даже много лет спустя расплачивался за это самой страшной на свете ценой.

Эм Джи был так же одинок, как и ее бабушка. Он безмолвно нес свою тяжелую ношу, скрывая ее с помощью неиссякаемого юмора и отчаянной бравады. Кэтлин не могла этого вынести. Она не могла позволить Эм Джи винить себя за это, что на самом деле было его бедой.

— Ты бросил работу, — мягко спросила она, поднимаясь с кушетки. — Почему?

Он пожал плечами.

— Давно надо было уйти. Но по-настоящему я понял это только тогда, когда увидел тебя лежащей на кровати, среди всей этой медицинской аппаратуры. Пит был прав. Я зашел слишком далеко. Когда я захватил тебя, то не думал о последствиях. А теперь буду помнить об этом до конца своих дней.

— Ну а система распространения наркотиков, которую ты раскрыл в одиночку, рискуя жизнью? Разве она не стоила этого?

Он поднял на девушку измученные глаза.

— Конечно нет. Неужели ты еще не поняла? В мире нет ничего, что стоило бы твоей жизни. Я понял это, когда ты умирала у меня на руках.

Неимоверным усилием воли Кэтлин заставила себя улыбнуться.

— Кое-что все-таки есть, — возразила она. — Знаешь, что я сделала в первый же день, когда меня выписали из больницы?

— Кэтлин…

— Пошла и купила «самый обалденный музыкальный центр», какой смогла найти. А еще массу дисков, несколько дюжин. С тех пор этот «огромный старый мавзолей» полон музыки. Я заказала буклет Стенфордского университета, чтобы узнать, нельзя ли брать уроки сценического мастерства. Когда я была девчонкой, мне очень хотелось играть на сцене, но это как-то не вязалось с моим образом жизни. Если бы меня не похитил сумасшедший в гороховом пальто, у которого живет домашняя игуана, мне никогда не пришло бы в голову сделать это.

— Но ведь ты чуть не умерла, — заметил он.

— Это неважно, — заверила она, подходя вплотную к Эм Джи и отчаянно мечтая разделить с ним радость новых открытий, снова вовлечь в ту жизнь, которой он когда-то так щедро поделился с ней. — Я жила. Я испытала на себе лучшие и худшие стороны жизни и поняла, что это совсем не так страшно, как мне казалось. По правде говоря, это было чудесно. Как глоток крепкого виски, обжигающего горло.

— Это не изменит меня.

— А кто ты такой? — требовательно спросила она. — Человек, совершивший ошибку? Ну что ж, мне неприятно огорчать вас, мистер, но в этом смысле вы далеко не одиноки. В городе полно людей, похожих на вас. — Девушка улыбнулась, встревоженная, взволнованная, желающая только одного — заставить его понять то, что неожиданно поняла она сама. — И все же они совсем не такие. Не у многих есть любимая ящерица.

Наступила гнетущая пауза. Молчание висело в воздухе, как тонкая пыль.