– Наверно, это из-за амулета, – улыбнулась девушка, – А я… – Сайка раскинула руки, – Я чувствую себя самой счастливой, самой красивой, самой любимой.

– A-а! Это всё из-за камня. Вон, как пылает, – рассмеялся юноша.

– Нет, – погрустнела Сайка, – Просто он помнит прошлое. Он чувствует то, что здесь когда-то произошло.

– А что здесь произошло?

– Рене, очнись, ты что, не узнаёшь?

Юноша огляделся и увидел холмик. Модель парусника покосилась. Нитки порвались, паруса провисли и потемнели.

– Жаль, Ким не дожил до этого дня, – опечалился Рене, – Он так и не стал взрослым. Не понял, как это прекрасно.

– Да, – девушка положила цветы на могилу, – Мне иногда кажется, что он просто не захотел… Начинается взрослая жизнь, приходят взрослые мечты. А детские грёзы тускнеют и рвутся, как эти бумажные паруса.

– А вон калитка, – закричал Рене, – Смотри, она одна уцелела. Домик Ири-Тао сгорел. А здесь стояла моя кузница…

Сайка отворила створку и пропустила Рене. Затем вошла следом.

Притихли. Стояли обнявшись. Долго-долго.

– Помнишь, – встрепенулся Рене, – Ты как-то сказала, что магия должна уйти из мира людей.

– Да, Рене, – кивнула девушка, – Человек может и должен всего добиться сам…

– “…A магия в этом мире только лодырям да тунеядцам нужна. Они до неё большие охотники. Рано или поздно, – всё к рукам приберут”.

– Откуда в больной голове такая здравая мысль? – притворно удивилась Сайка.

– Так когда-то сказал один старый слепой человек, – серьёзно ответил Рене, – Король, маг, воин. Мой учитель.

– Он – Великий Человек!

Юноша повёл плечами, снял со спины холстину и аккуратно положил на землю. Развязав тесёмки, Рене осторожно достал хрустальный меч и латные рукавицы. Вынул меч из ножен. Чуть-чуть. До середины лезвия. Девушка вопросительно взглянула на него.

– Больше нельзя, – ответил на взгляд юноша, – Если меч достать из ножен, он должен обагриться кровью. А если этот меч потребует крови, то…

– Да, Рене, – тихо ответила Сайка, – Я понимаю. Прощайся.

Рене осторожно опустился на колено и коснулся губами хрусталя.

– Прости, друг. Ты слишком категоричен для этого безрассудного мира. Жадные люди могут воспользоваться твоей силой. Приходи через тысячу лет. Мир будет лучше…

Юноша дослал меч в ножны и бережно положил его на землю. За калитку. Поверх сложил рукавицы. Поднялся. На глаза почему-то навернулись слёзы.

Сайка медленно сняла Венец с головы. Прижала к щеке. Коснулась губами камня.

– Прости, мечта. Ты слишком прекрасна для этого жестокого мира. Подлые люди могут воспользоваться твоей чистотой. Приходи через тысячу лет. Мир будет лучше…

Глубоко вздохнув, девушка перехватила Венец и без усилия разогнула его. Едва слышно хрустнул драгоценный камень в золотой оправе. Сайка затворила калитку и оплела штакетник золотыми листочками. Когда она подняла взгляд, на глазах её были слёзы.

Золото стало бледнеть. Калитка подёрнулась дымкой, хрустальный меч и парусник на могиле Кима начали растворяться в воздухе. Где-то далеко отсюда поднял к небу удивлённые глаза человек. Колдовство, когда-то сделавшее его слепым, отступало…

Стражи. Великие маги прошлого, когда-то хранившие Аролу, далеко-далеко, на самых подступах, уходили в песни. В легенду превращался светлый образ Ири-Тао. Взрослым не нужны колдуны и волшебники. Они сами могут всё. Что им маги? Пасынки богов!

Возмужавшему человеку не нужны детские грёзы! У взрослых людей – взрослые мечты!

А если мечта уходит, то остаётся Надежда. Надежда никогда, никогда не покинет этот мир. Последняя Надежда. На то, что магия в этом мире всё-таки останется…

Винно-красный камень начал таять. Медленно, тяжело, словно слёзы, крупные капли падали на землю. Ворота Времени затворялись навсегда. Магия уходила из мира людей. Целиком, без остатка.

Повинуясь неосознанному порыву, Сайка наклонилась и прикоснулась к камню. Последний раз… пока не кончилась минута… чтобы расстаться… уже навечно.

Они остались вдвоём. Только юноша. Почти мальчик. И девушка.

Почти девочка. Стояли посреди голой равнины. Пустой и ровной, как стол. И плакали.

Кто их разберёт, влюблённых? Они все такие. То смеются некстати, то плачут невпопад…

А то идут долго-долго… и молчат…

– Сайка?

– Мм-м?

– А дураков целуют?

– Угум-м!

Они возвращались, и люди удивлённо смотрели им вслед. Что-то в них было, в этих молодых взрослых людях. Что-то неуловимое, доброе, прекрасное. Что же в этих двоих особенного? Древняя магия?