Но мы теперь в опасности, Агата. А если соседка нас выдаст?

— Зачем ей нас выдавать? Скорее всего, она нас и не заметила. Разве ты не видел — она уже старенькая. Наверняка плохо видит. Она могла принять нас за птиц.

— Ну хорошо, — уступил я. — Давай ещё подождём.

Забравшись обратно под корыто, мы свернулись клубочком и прижались друг к другу. Вокруг нас танцевали тысячи мыльных пузырей.

Мы уже засыпали, когда услышали сирены патрульных машин.

Мы были вынуждены срочно покинуть гостеприимную прачечную. Даже попрощаться с Мариленой не успели. Долго блуждали — и, в конце концов, нашли прибежище под перевёрнутой лодкой в гавани.

Положение ухудшалось день ото дня. Кошки стали предавать друг друга. Нельзя было угадать, кто друг, а кто враг. Обман, коварство, предательство процветали. Появились негодяи, которые за плату обещали чёрным кошкам укрытие, а потом выдавали их властям, чтобы получить вознаграждение. Доморощенные изобретатели вроде Фредерико продавали чёрным кошкам секреты побеления. Один пройдоха утверждал, что нашёл способ сделать чёрных кошек невидимыми.

Но последней каплей оказались слухи про лебедей.

Как-то, пробираясь по парку, я услышал возбуждённые голоса. Я вскарабкался на дуб — отсюда было всё видно. Из озера снова достали мёртвого лебедя! Его шея безжизненно свисала с рук сторожа.

Что случилось с лебедем? — спросил я белку с

пушистым хвостом, которая грызла орех на соседней ветке.

— Видать, на него напала чёрная кошка, — ответила белка, искоса на меня поглядывая.

— Кошка? На лебедя? Зачем?

— Да ну тебя... Будто не знаешь.

— О чём?

— Ну как? Все говорят, что чёрной кошке, для того чтобы стать белой, нужно съесть сердце лебедя.

Я на миг потерял дар речи.

— Ты сама-то видела такое? Своими собственными глазами? Как чёрная кошка убивает лебедя?

— Нет, — призналась белка. — Но слышала много раз.

И она перепрыгнула на соседний дуб.

Вот тогда я понял, что означали намёки и недомолвки Снежка и прочих кошек. До чего мы докатились, подумал я. До чего нас довели...

В прудах парка стали всё чаще обнаруживать мёртвых лебедей. Такие случаи подпитывали всеобщую истерию: люди окончательно убеждались, что чёрные кошки крайне опасны. Правда, ходили и другие слухи — что люди братства специально убивали лебедей, чтобы обвинить в этом чёрных кошек и обратить в свою веру сомневающихся.

Людей одолела мания белизны. Они преисполнились отвращения к тёмным цветам и стремились всё осветлить. Продавцы сахара, риса и белого хлеба богатели. Дома стали перекрашивать в белый цвет. Даже распорядители похоронных церемоний сменили чёрную одежду на кремовую, салатовую или жёлтую.

Мы с Агатой жили как на пороховой бочке. Нас в любую минуту могли обнаружить, поэтому мы то и дело меняли укрытие. Мы прятались в пушечном стволе в цирке, под корзиной для белья, в вагоне заброшенного поезда и даже в тёмной комнате у одного фотографа, который специализировался на съёмке свадебных церемоний. Каждый раз, когда фотограф заходил проявить плёнку, мы закрывали глаза, чтобы они не светились в темноте и не выдали нас. По вечерам, когда он засыпал, мы выходили из тёмной комнаты и утаскивали что-нибудь из кладовки или из кухни. И всё-таки однажды фотограф нас заметил — и гнался за нами до поворота, грозясь утопить в ванночке с проявителем.

Лишь через пару дней после этого нам посчастливилось найти пристанище на ферме, в стойле с двумя конями преклонных лет. Им докучали слепни, и поэтому они ворчали с утра до вечера. Один из коней повредил ногу и боялся, что если она вскорости не заживёт, его пристрелят. Он любил вспоминать те времена, когда был молод и неукротим, свободно пасся на лугу и мог со звонким ржанием вставать на дыбы. Второй конь был неразговорчив.

— Что вы за звери? — спросил меня однажды конь с больной ногой. Ко всему он плохо видел.

— Кошки.

— Чёрные?

— Да.

— Которые будто бы приносят несчастья?

— Но это неправда!

— Знаю.

— Откуда?

— Люди часто говорят глупости. Не обижайтесь на них. Они, например, утверждают, что лошадиные подковы приносят счастье. Вот у меня, дорогие мои гуси...

— Мы кошки.

— Вот у меня, дорогие мои кошки, четыре подковы на ногах — и посмотрите на моё счастье. Больная нога, подслеповатые глаза, безрадостное будущее...

В другой раз старый конь принялся рассказывать о своей жизни. На ферму его продали, когда он состарился, а раньше он служил в одном из лучших конных полков и принимал участие в парадах. О, это были счастливые дни: военный оркестр играл марши, позументы на офицерских мундирах сверкали на солнце, а он гордо выступал под приветственные крики и аплодисменты толпы.

Конь погрузился в воспоминания, и глаза его заволоклись печалью. А я через приоткрытую дверь стойла увидел Агату — она разговаривала с каким-то бурундуком у ближнего ручья.

Я извинился перед старым конём и побежал к ручью. Но бурундука уже не застал.

— Кто это был? — спросил я, охваченный беспричинным дурным предчувствием.

— Да просто бурундук, — замялась Агата. — Мимо пробегал.

— Что он тебе сказал?

— Ничего...

— Но ведь вы о чём-то шушукались! — настаивал я.