Было ли это случайностью? Или кто-то расставлял всех этих людей на пути Константина, расставлял с такой легкостью, словно мир для него был всего лишь шахматной доской. Кто же это мог быть? В личного ангела-хранителя Константин не верил, а бог, по его мнению, был слишком занят проблемами мироздания, чтобы замечать на земле всяких там беглых зэков.

Рощин взвесил на ладони перетянутые резинкой доллары.

– И сколько здесь? – спросил он.

– Две с половиной, – ответил Вадик. – Себе я столько же оставил. Было пять штук. Все, что я сумел накопить за свою жизнь. Думал, может, деньги для операции понадобятся, но для нее как минимум в двадцать раз больше понадобится.

– А ты продолжай копить.

– На паперти? – разозлился Вадик. – Кончай эту лабуду. Какой теперь из меня работник…

Константин попытался насильно всучить деньги Вадику. Тот оттолкнул рулончик рукой.

– Возьми, – сказал Рощин. – Не разбрасывайся последними деньгами. Я не уверен, что сумею отдать в скором будущем.

– Я не банк, это не кредит. Деньги твои.

– Даришь мне их? – уточнил Константин.

– Даю, а не дарю, – сказал Вадик, возвращаясь на облюбованный подоконник и открывая раму.

– А ты как же?

– Я? А мне недолго осталось.

– Постой-постой, – насторожился Константин. – Ты что это задумал?

– На окра-аине Рощи Марьиной, – загорланил Вадик, болтая ногами, – на помойке мальчонку нашли. Сперва вы-ымыли, потом вы-ытерли и опять на помойку снесли… Ты не боись, братан, – оборвал он пение, уловив движение Константина, приготовившегося схватить его в охапку. – Я не в окошко сигать намылился, я все по уму проделаю, без шуму и пыли. – Скопировав Папанова, Вадик загоготал. – Уйду по-английски, не попрощавшись. Не здесь и не сейчас. – Оборвав смех, он отбросил и ухарский тон. – На съемной квартире. Я все просчитал. Десять ящиков водяры, столько же блоков сигарет и ни грамма закуси, разве что конфеты. Возле кровати видеоплеер установлю. К нему – дисков кучу. И ведро, само собой.

– С водой?

– Нет, воду газированную закуплю, она жажду лучше утоляет, – рассудительно ответил Вадик. – Ведро пустое нужно. Это когда сил не останется, чтобы до сортира добраться.

– Так нельзя! – вырвалось у Константина.

– Почему нельзя? Нормальные бытовые условия, к которым нас со времен царя Гороха приучают. Делаем музычку погромче и ждем конца…

– Так нельзя, – повторил Константин. – Самоубийство, как его ни обставляй, все равно самоубийством останется. Грех.

– Грех? А зрения меня лишить – не грех?

– Испытания, – заговорил Константин, страдая от собственной фальшивой приторности, – посылаются нам свыше, чтобы…

Речь не задалась.

– Пошел ты на луг со своими проповедями, – отмахнулся Вадик. – Тоже мне, святой выискался.

– Не святой, – потупился Константин.

– А коли так, то давай прощаться. Когда уходить будешь, не буди. Я спать завалюсь, чтобы ты душеспасительных бесед проводить со мной не вздумал.

Задержав протянутую ладонь в своей пятерне, Рощин попросил:

– Не отчаивайся, ладно? Хочешь, я дождусь, когда тебя выпишут? Вместе водочки попьем, поговорим по душам…

– Э, нет, – помотал головой Вадик. – На чужой каравай рот не разевай. – Он сердито вырвал руку и отвернулся. – Получил баксы и катись. Перо тебе в зад и попутного ветра, синяя птица.

Странное дело, но грубоватое напутствие растрогало Константина чуть ли не до слез. В чем-то слепой Вадик оказался намного сильнее многих физически крепких мужчин. Все дело было в решимости и воле. Уходя из больницы, Рощин навсегда запомнил этот урок. Это здорово помогло ему в будущем, когда он постепенно подбирался к братьям Мотылям. И, кажется, подобрался. Вплотную. Так, что осталось вцепиться мертвой хваткой в глотку первого из них…

– Сядь, – предложил Мотыль. – Разговор серьезный будет. Выпить чего-нибудь желаешь?

Поколебавшись, Константин попросил:

– Воды, если можно. Похолоднее.

– С бодуна, что ли?

– Я не употребляю.

– Чего так? Запойный?

– С этим у меня все в порядке, – сказал Константин.

– Все так говорят. – Нажав пальцем, смахивающим на волосатую сардельку, на кнопку селектора, Александр Викторович распорядился: – Карина, пусть подадут воды и чашку кофе.

– В приемной Андрей Алексеевич дожидается, – прочирикала невидимая секретарша. – Из налоговой.

– Пусть дожидается. – Мотыль отпустил кнопку и обратился к телохранителю: – Свободен, Карась. Покарауль за дверью.

«Мотыль, Карась… – подумал Константин. – Какие-то они все тут пресноводные подобрались».

– Но, Александр Викторович… – возразил было Карась.

– Пошел вон! – рявкнул Мотыль. – Я что, по два раза должен повторять?

На этот раз телохранитель не побледнел, а побагровел, только кончик носа и подбородок остались белыми. «Меняет цвет, как хамелеон, – посочувствовал бедняге Константин. – Видать, сердечно-сосудистая система не в порядке».