– Интересно как!
– воскликнул Ваня.

– А если интересно, то вот вам загадка: что за прозвища такие, если от них пошли фамилии Глазунов, Ушаков, Голованов, Хлудов, Росляков, Коротыгин, Карташов, Беспалов?

– Глазуном звали глазастого, - уверенно начал Ваня.
– Ушаком - ушастого.

– С оттопыренными ушами, - вставил Вася.
– У нас такой в классе тоже есть. Мы его Чебурашкой зовем.

– Голован, видно, имел большую голову, - продолжил Ваня, - Росляк был длинным, а Коротыга - низеньким.

– А Хлуд, Карташ и Беспал, - напомнил Митя и, не дождавшись ответа, оглянулся на Васю.
– Помогай своему другу.

– Нету таких слов в русском языке, - пожал плечами Вася.
– Разве что Карташ - это который картавит...

– Правильно, - кивнул Митя, - а Хлуд - шибко худой, а Беспал - где-то палец потерял.

– А моего предка как прозывали?
– нетерпеливо выглядывая из - под руки Прохора, спросил Ваня.

– Для начала хорошо бы знать, как тебя прозывают?
– засмеялся Прохор.

– Базанов.

– Звали твоего прапрадеда Базаном, видать, крикливым был в детстве, - объяснил Митя.

– Да и праправнучек у пего не очень-то смирный, весь в дедушку пошел, - не удержался Вася, высунувшись из-за Митиной спины.

Ваня решил в долгу не оставаться:

– А фамилия Сухотин от чего?

– Сухота - недужный. Болезненный, видно, был человек, иссушенный болезнью, - ответил Митя и услышал за спиной обиженное сопение, не очень-то обрадовался Вася сведениям о своем предке.

Кони мерно ступали но лесной дороге. В тишине, наполнявшей лес, слышно было, как похрустывают под копытами тонкие опавшие ветки, скрипит тяжелая сырая хвоя. День клонился к закату. И хотя солнце стояло еще довольно высоко, ощущалась собирающаяся в лесных болотистых низинках зябкая вечерняя влага.

Полянка открылась неожиданно, она оказалась за редеющим на краю дороги ольховником.

– Ваня, Вася, - тихо и строго сказал Прохор, как только слезли с лошадей, и Митя с Путятой тут же принялись за поиски грамоты.
– Подземный ход приметили?
– Он глазами указал на желтеющие головки зверобоя.
– Как только я дам знак, ныряйте в лаз и ходу домой.

– А вы?
– в один голос жалобно проговорили Ваня и Вася.

– Мы уйдем позже, надо у князя в стане побывать, раз уж случилось чудо попасть сюда.

Глядя в молящие глаза мальчишек, Прохор добавил:

– Домой, и немедленно. Поймите, ребятки, без вас мы выберемся, а с вами точно пропадем.

Последние Прохоровы слова прозвучали как приказ. Мальчишки молча уселись на краю ноляны, где от спасительного хода их отделяла лишь поросль зверобоя, но близость дома не радовала...

Митя и Путята тем временем разглядели в траве жестяной бок нагретого на солнце - точь-в-точь как на Путяте - воинского шлема, под которым и сыскалась наконец скоробившаяся ленточка вытряхнутой утром из мешка второй половинки берестяной грамоты.

Путята торопливо разгладил ленточку.

– Слышали есте?
– Путята прочел грамоту вслух.

– Цокает, ну, точно как моя бабушка, - заметил Вася.
– Она тоже вот так говорит: "Цто, Васенька, хоцешь на завтрак? "

– Угу, - согласился с ним Митя, принимая от Путяты берестяную полоску, - цоканье в новгородских говорах сохранилось с древности. Цоканье - это когда люди не делают разницы между звуками Ц'и Ч', произносят их одинаково как мягкий Ц':

цисто, цясто, нацяло, цело.

Ну-ка, отгадайте, что я сказал?
– подбодрил он настроившихся на разлуку и потому поникших ребят.

– Чисто, часто, начало, цело, - уныло ответил Ваня.

– А вот и не угадал, неестественно оживленно обрадовался Митя. Ему тоже было жаль расставаться с ребятами.
– Я сказал "чело'", по-древнерусски это значит "лоб".

– И в княжеском войске есть "чело", - добавил Прохор, разглядывавший грамотку через Митино плечо.
– Так называется передовой полк, принимающий на себя первый удар противника.

И рассматривая грамоту, и обдумывая сказанное в ней, Прохор между тем внимательно следил за Путятой, который, убедившись, что драгоценное послание уцелело, не попало в руки недруга, с тревогой осматривал найденный ими шлем.

– Митяя есть шеломъ, - скорбно проговорил Путята.
– Погыблъ есть нашъ, Митяи.
– Путята снял с себя шлем, склонил голову и перекрестился. Помолчали. Вздохнув, гридь махнул рукой в сторону перелеска, где паслись лошади, и, не оглядываясь больше на ребят, направился туда.