Кусок хлеба

Чашка кофе со вкусом бочки

М.Р. успел:

– вычистить капитанские сапоги,

– получить за работу затрещину,

– убраться в офицерской каюте,

– в кают-компании,

–  в каюте первого помощника

–  и второго тоже,

– набить табаком трубку капитану,

– надраить медные ручки на дверях и каютном компасе,

– навести чистоту в капитанском гальюне,

– получить приказ принести бренди капитану.

Дюк обегал всю палубу, но так и не нашел, где это. Получил по зубам от капитана, добавочную затрещину от Чат-тера и, наконец, грохнулся на трапе, по дороге в каюту, куда направлялся уточнить насчет бренди, чудом не сломав себе шею. Чаттер выразительно смолчал и отправился за бренди лично. Дюк вытер нос ладонью: вымазался по самые брови. То есть, по самые поля своего синего «морского» шлема. Трюмной пылью, пятнами протухшего жира (протискивался между бочек), ваксой и керосином. Шлем, улучив минутку перед ужином, торопливо сунул на дно сундука, к саквояжу. Бедный «Морской резерв». Японские бумажные платки тоже вряд ли стоило вытаскивать.

Перед глазами качалась туда-сюда длинная деревянная подставка, висящая над столом, с каждой стороны которой была привинчена керосиновая лампа. Провожая глазами это движение, юнга почувствовал, что что-то с ним, кажется, не так. Еще через минуту он понял, что не так решительно все, вышел на палубу, и море поглотило то, что было ужином М.Р. После этого оказалось, что держаться на ногах он больше не может, и каютный ушел умирать на койку.

Д.Э. в это время пытался смириться с ароматами кубрика. От духоты трещала голова. Под набитым соломой матрасом отчетливо ощущался прекрасный твердый дуб. Искатель приключений вздохнул, подобрал ноги и перевернулся на другой бок. Деревянная переборка скрипела и стонала, о борт плескалась вода. Когда он уже почти уснул, раздался звон колокола, означавший «восемь склянок». Настала полночь: матрос Саммерс должен был стоять свою первую вахту. Швыряемый качкой туда-сюда, спотыкаясь на каждом шагу, поднялся он на палубу, стараясь делать это как можно быстрее. Скула распухла: первый помощник имел насчет «быстрее» собственное мнение.

Матросы стояли на шкафуте, выстроившись цепочкой. Луна тускло освещала палубу.

Джентльмены и особенно леди, не хочется описывать эту вахту Д.Э. слишком подробно. Ничем интересным они там не занимались: заполняли бочку с пресной водой, привинченную к палубе гака-борта. Искатель приключений успел несколько раз передать ведро по цепочке, и с ним тоже сделалось не так. Очень сильно. Команда не упустила случая поиздеваться, Д.Э., цепляясь за поручни, кое-как дополз до своей койки в кубрике — вот, в общем, и все.

Последней в эту ночь его мыслью было: «Надо будет как-нибудь написать Эмми.»

Бледное небо было хмурым и неприветливым. Таким же, как и товарищи, возившие швабрами по доскам. Джейк закатал штанины и последовал их примеру. Потом пришлось тереть палубу щеткой. Потом обливать водой. К половине восьмого, когда босые ноги уже окончательно задубели, а спина и плечи ныли от постоянного таскания ведер, приборка, наконец, была закончена.

В это самое время стюард и миста Ноулз в некотором удивлении смотрели на юнгу.

– Превеликие змеи! — пораженно проговорил третий помощник. — Ты что такое сказал, а? Да здесь сроду никто не умывался!

Миста Ноулз поднял глаза и обозрел потолок. Стюард следил за раскачиваниями лампы под потолком. Выражение скепсиса на его лице почти достигло апогея.

– Вот черт, подсунули чистоплюя на нашу голову, — неожиданно сообщил он похоронным тоном.

– Где они только таких выкапывают, — поддержал миста Ноулз. — В пансионах для барышень?

Чаттер посмотрел на М.Р. и гаркнул противно:

– За бортом полно воды, детка!

Юнга Маллоу выслушал это заявление философски и ушел, чтобы, как и вся команда, участвовать в утренней приборке, только на корме. Затем почистил капитанское платье и сапоги, и сделал то же самое с платьем троих помощников. Заработал с десяток подзатыльников — «чтобы соображал быстрее». Затем отправился на камбуз, чтобы подать в кают-компанию завтрак.

Спустившись по узкому трапу, Дюк нашел теперешнюю резиденцию компаньона: тесное помещение, две трети которого занимали три ряда матросских коек, а одну — камбуз. Границей между кубриком и камбузом служила чугунная печь. Читая своего любимого Жюля Верна, М.Р. почему-то никогда не задумывался: а как, собственно, выглядит на корабле кухня? Да, «Матильда» — не «Дункан», но ведь и в голову прийти не могло, что камбуз окажется такого адского вида. Вокруг кое-как сколоченного кухонного стола помещались всякие бочки, баки, деревянные колоды, полки с закопченными горшками, котлы, покрытые черным жиром — не дай Бог нечаянно прикоснуться. Эту красочную картину завершал сам кок — одноногий джентльмен, одетый только в рабочий комбинезон, цвет которого лучше всего определялся как «грязный», и фартук поверх такой же расцветки.

– Доброе утро, — сказал юнга.

Кок медленно повернулся. Большой лоб, торчащие скулы корабельного повара и треугольная нижняя челюсть напоминали портрет Сократа в учебнике истории.

– Вот же крабьи яйца в зеленых водорослях! — он воздел руки к потолку. — И тебе доброе утро, маменькино сокровище!

(У Сократа вряд ли были такие сальные реденькие волосы. А из подмышек, наверное, не торчали рыжие клоки. Хотя… кто знает?)

Матросы, игравшие в карты и кости в ожидании завтрака и не удостоившие юнгу внимания, загоготали. М.Р. покраснел. Тут он заметил в углу компаньона, покраснел еще больше, но что делать — не знал.