— Силен внучок, — вновь одобрил Димитрий. — Толстуха до такого бы не додумалась. Обскакал ты свою бабку, как есть обскакал. Вот только кого ты обманывать решил? Не твое ведь это потомство. К тому ж отмоленные они, так что даже и не в моей власти, — произнес он с видимым сожалением. — Вот ежели ты их тоже к греху приучишь, тут посмотрим. А лучше своих заведи, тогда и поговорим. — Улыбка его стала еще шире, и он вкрадчиво спросил: — Что, кончился товар для торга, али как?

— Кончился покамест, — буркнул Иоанн и вдруг вспомнил самое главное, о чем хотел спросить все эти три дня. — Погоди-ка. Стало быть, ты меня на все эти годы под свою заступу берешь? — и опешил, глядя на вновь развеселившегося Димитрия, который буквально покатывался от смеха.

Иоанну стало до слез обидно, остро захотелось чем-нибудь кинуть или ударить своего двоюродного братца, которому отчего-то не лежалось в гробу, как всем порядочным покойникам, но он превозмог себя, терпеливо дожидаясь, пока тот не закончит хохотать.

— Ну и насмешил, — произнес Димитрий, угомонившись. — Ишь чего удумал, душегуб, — почти ласково произнес он. — Защиту во мне для себя сыскал, видали?! — и жестко отрубил: — Скажи спасибо, что я лишь в жизни и смерти твоего отца да его потомства волен, иначе ты бы и этой отсрочки не узрел. Сам себя защищай, а коль не убережешься, значит, так тебе на роду написано.

— От… него ? — спросил, помешкав, Иоанн.

— Не ведаю, — отрезал мертвец. — Да и какая мне разница. Подсоблять ему я не стану, но и мешать ни в чем не буду, — и начал истаивать в воздухе.

— А он что же — доселе умышляет?! — торопливо, пока тот не исчез окончательно, выкрикнул Иоанн, получив в ответ насмешливое:

— А ты сам его о том спроси.

— Скажи, где сыскать, и я спрошу! — не оставлял надежды выведать местонахождение двойника царь.

— Тебе надобно — ты и ищи, — донесся до него равнодушный голос, прилетевший уже из пустоты.

— Я б цельного года не пожалел из тех, о коих мы уговорились, — сделал Иоанн очередную попытку улестить Димитрия, но ответа так и не дождался.

Хотя нет, правильнее было бы сказать, что он его все-таки получил, разве что очень туманный и совершенно непонятный, потому что откуда-то из дальнего темного угла неожиданно вынырнул сам двойник. Был он одет в длинную белую рубаху, то есть выглядел в точности так, как его оставил тогда Иоанн.

Даже нож продолжал торчать у него в груди. Впрочем, двойник почти сразу выдернул его и теперь крепко сжимал в руке рукоять, направив хищно блестевшее острие прямо на царя. Шел он неуверенно, пошатываясь, словно во хмелю, очень медленно приближаясь к застывшему Иоанну, с ужасом ощущавшему, что вновь не в силах пошевелиться. Однако, когда двойнику оставалось сделать всего два или три шага, чтобы подойти вплотную, он остановился, словно размышлял о чем-то. Тут Иоанн вновь заорал во всю глотку, отчего и проснулся.

«И что это мне сулит? — напряженно размышлял он, усевшись поудобнее в постели. — То, что он меня настигнет, или то, что я успею спастись? Вот и гадай».

Верить хотелось в последнее, но страх подсказывал, что, скорее всего, истина таится в худшем из предположений. Оставалось сделать единственное, что было в его силах — усилить охрану и как можно чаще ее менять, особенно у дверей опочивальни, выставляя разом по пятку стрельцов и с непременным требованием, чтобы все они были из разных сотен. «Пусть даже один из них тайно доброхотствует моему ворогу — все равно за одну ночь с остальными четырьмя он сговориться не успеет», — рассуждал царь.

В месяц сроку, который отвел ему призрак Димитрия, он уложился. Правда, на этот раз убивал как-то равнодушно, поскольку к своему двоюродному брату прежде не питал ни гнева, ни подозрений. Он в какой-то мере был даже благодарен ему, что тот хоть и неуклюже, но пытался противиться во время болезни двойника, всячески уклоняясь от присяги малолетнему сыну Подменыша.

Его мать — дело иное, но по повелению Иоанна властная княжна Хованская была еще шесть лет назад пострижена в монастыре, а без нее Владимир оставался робким, беспомощным, и чувствовалось, что он жаждет лишь одного — выжить и сохранить своих детей. К тому же, если не считать тех выблядков, которых все считают царскими сыновьями, Владимир оставался единственным наследником престола, буде тот опустеет, и Иоанн гораздо охотнее предпочел бы, чтоб взошел на трон именно он, нежели Ванька.