Шрифт:
Памяти А. Блока *
Е. А. Полевицкой *
Галоши счастья *
Посвящается тем, кто мечтает о советской визе
* * *
По базару вялым шагом, как угрюмые быки, Шли в суконных шлемах чуйки, к небу вскинувши штыки. Дети рылись в грудах сора, а в пустых мучных рядах Зябли люди с жалким хламом на трясущихся руках. «Возвратились?» — тихо вскликнул мой знакомый у ворот, И в глазах его запавших прочитал я: «Идиот». «Батов жив?» — «Давно расстрелян». — «Лев Кузьмич?» — — «Возвратный тиф».— Все, кого любил и знал я, отошли, как светлый миф… Ветер дергал над Чекою палку с красным кумачом, На крыльце торчал китаец, прислонясь к ружью плечом, Молчаливый двор гостиный притаился, как сова, Над разбитою лампадой — совнархозные слова… На реке Пскове — пустыня. Где веселые ладьи? Черт слизнул и соль, и рыбу, и дубовые бадьи… Как небритый старый нищий, весь зарос навозом вал, Дом, где жил я за рекою, комсомольским клубом стал. Кровли нет. Всех близких стерли. Постоял я на углу — И пошел в Галошах Счастья в злую уличную мглу. Странно! Люди мне встречались двух невиданных пород: У одних — избыток силы, у других — наоборот. Ах, таких ужасных нищих и таких тревожных глаз Не коснется, не опишет человеческий рассказ… У пролома предо мною некто в кожаном предстал: «Кто такой? Шпион? Бумаги!» Вскинул нос — Сарданапал! Я Галоши Счастья сбросил и дрожащею рукой Размахнулся над безмолвной, убегающей рекой. * * *
На столе письмо белело, — потаенный гордый стон, Под жилетною подкладкой проскользнувший за кордон. Фея — вздор. Зачем датчанке прилетать в Passy ко мне? Я, отравленный посланьем, в старый Псков слетал во сне. <1924> Соловьиное сердце *
Памяти П. П. Потемкина