К чему томиться по пустыне,Чтоб в ней все снова начинать?Ведь Робинзоном здесь, в Берлине,Пожалуй, легче можно стать…<1923>
Полустанок *
Не Этуаль и не ПассиС их грохотом бесстыжим,—Пою зеленое Гресси,Усадьбу под Парижем: Пруд в раме мощных тополей, Разливы зреющих полей И сумрак липовых аллей, Пронзенных солнцем рыжим.Пою дремучий огород,Укроп и сельдереи,И завитой бобами вход,И ноготки-плебеи… Среди крыжовного руна Ныряет дамская спина И ропщет басом: «Вот те на! Обшарили, злодеи…»Индюк залез в чертополох,И птичница-хохлушкаВопит: «Allez! [5] Бодай ты сдох!..»Пес рявкает, как пушка. За частой сеткой птичий двор,— Поет петух, сгребая сор, Цыплята лезут на забор. Качается опушка…
5
«Идите!» (фр.)
Вдали дородный, как кулич,Сося мундштук вишневый,Гуляет Николай КузьмичВ рубашке чесучовой. Как две упругих колбасы, Висят табачные усы, И вдоль рубашки, для красы — Шнур с кисточкой пунцовой.А у пруда матрос Сысой,В плечах — косая сажень,Смолит челнок густой смолой,Спокоен, тих и важен. В траве валяется сапог, Сверкают икры крепких ног, Над лугом — шапкой пышный стог,— И ветер так протяжен…Фокс Мистик, куцый хвост задрав,Бросая в воздух тело,Беспечно носится средь травВ азарте оголтелом. А я сижу, склонясь в дугу, На изумрудном берегу, Но поплавок мой ни гу-гу… Ну что ж… Не в этом дело!Вдали у флигеля — семьяУкрылась в тень от зноя.Накрытый столик, и скамья,И платье голубое. Сквозь сеть прибрежного хвоща Ты слышишь аромат борща И запах жирного леща, И прочее такое?«Война и мир» средь гамакаСтраницы завивает,А в доме детская рукаЧайковского терзает… По-русски горлинка урчит, По-русски дятел в ствол стучит, По-русски старый парк молчит, И пес по-русски лает.А за оградою кольцомФранцузская пшеница,Часовня с серым петухом,С навозом колесница… Чужие, редкие леса, Чужого неба полоса, Чужие лица, голоса,— Чужая небылица…1924, июньCh^ateau de Gressy
Баллада о русском чудаке *
Василий ЖуковскийЛюбил романтический рокот баллад,— Наш век не таковский,Сплошной спотыкач заменил элегический лад… Но отдыха ради, Сняв арфу с угрюмой стены, Вернемся к балладе,К напеву, подобному плеску волны. В Латинском кварталеЖил русский учитель Игнатий Попов. В коричневой шалиГонял по урокам до поздних часов, Томился одышкой, Ел суп из разваренных жил, Пил жидкий чаишкоИ строго в душе идеалы хранил. Летели недели,Все туже и уже сжималось кольцо: Рубашки редели,Свинцовым налетом покрылось лицо. Раз в месяц, краснея, Он брал у патронов свой грош, Надежду лелеяКупить, наконец, к октябрю макинтош. Но мзда за урокиВ сравненье со мздой массажистки — пустяк: Ведь дряблые щекиБез крупных затрат не разгладишь никак… О русский учитель, Смирись и умерь свою прыть! Донашивай китель —Вовек макинтоша тебе не купить. Однажды весноюПронзительный ветер к Попову прилип, Холодной волноюОбвился вкруг тела, — а к вечеру — грипп… Хозяйка отеля, Где жил наш нелепый аскет, Шесть дней у постелиСидела, склонивши к больному корсет. Как скрипка венгерца,Под бюстом массивным запела любовь… Запрыгало сердце,Взволнованный нос заалел, как морковь. Поила малиной, Варила бульон и желе И с кроткою минойСменяла компрессы на жарком челе.
