Костя вскочил. Вытащил из кармана куртки расческу, взъерошил ежик на голове и пошел в дом.

В комнате было людно. Прибежал сияющий Петька и сообщил, что «наши штурмуют на Сапуне последние окопы и доты». Эту новость он выудил у раненого солдата, который забрел во двор напиться. Вслед за Петькой к Михеевым ввалились Колины двоюродные братья. Старший — Леонид Стеценко, тридцатилетний кряжистый мужчина, пришел из города с женой и грудным ребенком; младший же, Ваня, Колин ровесник, прибежал с Корабельной. Оба взволнованно рассказывали, что жители прячутся в развалинах, спасаясь от облав и эвакуации. Немногим посчастливилось пробраться сюда, к вокзалу, где жандармы и эсэсовцы, боясь разрывов снарядов, не появляются.

— Народ разъярился. Дай оружие — все, как один, поднимутся! — горячо воскликнул Ваня. — Я бы первый пошел в бой.

Коля переглянулся с Костей и задиристо бросил:

— Тебе дай. А ты небось и стрелять-то не умеешь?

— Это я-то? — Ваня вспыхнул. — Я в школе первый снайпер был.

— Дай новобранцу что-нибудь из твоих запасов, — Костя подмигнул Коле.

— Может, и для меня найдется? — спросил Леонид, с интересом слушавший их разговор.

— Найдем! — пообещал Коля. — Пошли со мной.

Братья вышли. Петька побежал домой на Лабораторную.

Костя пошел было к двери, но в это время раздался оглушительный грохот разрывов, и он подошел к окну.

Вдали, за Зеленой горкой, были видны частые вспышки пламени и поднимались черные клубы земли и дыма. Огневой вал сплошной стеной двигался из степи к окраинам города, сметая все на пути. Он подкатывался все ближе и ближе, но вдруг остановился. Огневая стена погасла. Костя силился понять, что происходит.

Громко стукнула дверь, и в комнату вихрем ворвался Саня.

— Наши Сапун взяли! Ура-а! — гаркнул он. — Чего глаза пялишь? Не веришь? Право слово, взяли. Бежим ко мне — от нас видней, да и ловчей будет по фашистам вдарить.

— Погоди, хлопцы, и я с вами, — сказал Николай Андреевич, вытаскивая из-под подушки револьвер.

Из двора Сани открывался широкий обзор юго-восточных окраин города и холмистых далей, густо усеянных темными пятнами свежих снарядных воронок. Над Сапун-горой стояла тишина. Только в небе еще висело желто-серое облако дыма и пыли.

В бинокль Костя увидел, как мечутся меж воронок вражеские солдаты, врассыпную бегут к лощинам и по ним грязно-зелеными ручьями текут к слободкам. У вокзала образовалась пробка. Грузовые, санитарные машины, бронетранспортеры, тягачи с пушками и подводы заполнили прилегающие улицы и площадь. Толпы солдат просачивались между ними на Портовую, откуда начинался единственный проезжий путь в город. Другой людской поток скатывался с холмов в Лагерную балку и через Куликово поле устремлялся за город.

С Северной стороны, в Инкермане и под Балаклавой ударили пушки. Снаряды начали рваться на станции. Дальнобойные со зловещим шелестом проносились над панорамой и накрывали беглецов уже за городом.

Костя навел бинокль и ясно различил серые цепи стрелков. Одни из них окружали группы отставших гитлеровцев, другие преследовали бегущих.

— Братва, так это ж наши! — вскрикнул он.

— То не они. Не видишь, у них погоны! — возразил Коля, смотревший в другой бинокль. — Погляди-ка, батя, — он передал бинокль отцу.

— По всему видать, наши, — подтвердил Николай Андреевич. — Вишь, и красное знамя над высотой.

— Слушай, Матрос, пора и нам действовать, а то опоздаем — заторопил Саня.

— Ты что, не видишь? — Костя указал на тропу, которая с Портовой улицы вела к стене Исторического бульвара. По тропе поднимались эсэсовцы; те, что шли позади, тащили на руках станковый пулемет.

— Нас семеро, а их целый взвод, да еще с пулеметом, — понизив голос, сказал Коля. — Они ж нас, как бакланов, перещелкают.

— Вы оставайтесь тут, а мы с Ваней разведаем, — сказал Костя.

Минут через пять Костя и Ваня залегли в кустах дерезы возле рощи, обступившей панораму. Пахло свежестью молодой весенней травки и веяло ароматами иудина дерева и персидской сирени.

С высоты склона Костя видел, как эсэсовцы, не дойдя до грибка-беседки, залегли в развалинах стены бульвара. Чуть дальше, за грибком, копошились три артиллериста. Неделю назад сняли с грибка зенитный пулемет и установили полевую батарею. Из четырех пушек две, скособочившись, задрали вверх свои разорванные хоботы. Зенитки стояли выше, возле панорамы, и могли прямой наводкой бить по Воронцовой, Зеленой и Морозовой горкам.