— Я думала, вы американец.

— Я и есть американец. Но мои родители выходцы из Иордании. Их фамилия была Курейджи. Отец переделал ее в Кэрридж еще до моего рождения, когда открыл свой первый ресторан. Думал, что американским посетителям будет легче произносить «Кэрридж», чем «Курейджи».

— Они живы?

— Нет.

— И их никогда не тянуло на родину?

— Тянуло.

— И хорошо, что они не вернулись, — быстро произнесла Лейла. — Пока сионисты у порога.

Дик молча посмотрел на нее. Трагедия как раз и состояла в том, что они вернулись на родину. Иначе они и сейчас были бы живы.

Лейла приняла его молчание за знак согласия.

— Это не будет продолжаться вечно. Скоро мы с ними разделаемся. В последнюю войну уже почти разделались, но нас предали.

— Кто?

— Некоторые представители нашего собственного народа. Люди, которые заботятся только о том, чтобы набить карман, да еще о власти. Если бы они не помешали, мы бы загнали сионистов в море.

— Я не очень понял, кого вы имеете в виду.

— Узнаете, — многозначительно пообещала она. — И очень скоро. — Девушка улыбнулась и сменила тему разговора. — Хотите, я приготовлю кофе?

— Это очень любезно с вашей стороны. Но мне бы не хотелось вас беспокоить.

— Никакого беспокойства. Кроме того, я тоже хочу кофе. Вам по-американски или по-турецки?

— По-турецки, — попросил он, хотя предпочитал по-американски.

— Сейчас, — и она направилась к двери.

Дик задумчиво смотрел вслед. Да, она странная. Если бы он мог прочесть ее подлинные мысли. Он машинально взял следующую папку с документами. Эго был его отчет о компании «Арабские Куклы Лимитед». У Кэрриджа зарябило в глазах, и он положил папку обратно на стол. Видимо, переутомился. Можно будет продолжить после кофе.

Через четверть часа вернулась Лейла. Дик посмотрел на нее и от удивления открыл рот. У нее все же была другая одежда! Вместо привычных голубых джинсов на девушке был белый балахон с золотым кантом спереди, по которому расположились два ряда пуговиц. Сквозь прорези балахона просвечивало ее смуглое тело. На ней явно ничего больше не было.

Лейла поставила серебряный поднос ка низенький столик возле кушетки и не торопясь разлила кофе. От него поднимался густой белый пар. Девушка посмотрела на Дика.

— Идите сюда. Я не скажу отцу.

Он улыбнулся и пересел к ней на кушетку.

— Да, мне почему-то кажется, что не скажете.

— Правильно.

Она пододвинула ему чашку.

— Попробуйте.

Дик послушно сделал несколько глотков и чуть не захлебнулся от сладости. Он привык пить кофе несладким.

— Сахара достаточно? — поинтересовалась Лейла.

— В самый раз, — с вытянутым лицом ответил Дик.

Она довольно улыбнулась.

— Обожаю послаще. Вы курите?

— Сигареты на столе, — он сделал движение, чтобы подняться с кушетки, но Лейла задержала его.

— Я не то имела в виду.

— А, — протянул Дик. — Время от времени. Только не на работе.

Лейла открыла маленькую серебряную коробочку, стоявшую на подносе рядом с кофейником.

— Разве вы уже не достаточно поработали?

Он невольно бросил взгляд на аккуратно свернутые пахитоски.

— Мне дал Джабир, — объяснила Лейла. — У него лучший гашиш в мире. Он специально готовит их для моего отца.

— Я знаю.

Девушка взяла папироску и чиркнула спичкой. Пламя вспыхнуло и, спалив серу, перекинулось на дерево. Тогда она поднесла спичку к пахитоске. Сделав несколько затяжек, Лейла передала ее Дику. Он не пошевелился.

— Ну же, — упрашивала она, — расслабься. Отдохни немного. Завтра тебя снова ждет работа.

— Ну ладно, — Кэрридж взял у нее пахитоску и затянулся. — Нормально, — похвалил он потом.

— Вот так-то лучше. Наконец в тебе проглянуло что-то человеческое.

В голове у Дика зашумело.

— А какое я произвожу впечатление?

— Ты такой серьезный. И очень деловой. Никогда не улыбнешься.

— Я и понятия не имел, как выгляжу со стороны.

— Большинство не имеет об этом понятия. А знаешь, без очков ты будешь гораздо красивее, — она протянула руку и сняла их. — Иди посмотрись в зеркало.