«Рыба, другое место ловим, бизапасны берег». Он не ходит, а я пошел. Пошел, несмотря на предупреждения о местном монстре. Молодость бесшабашна, ничему не верит. Взял с собой только карабин, на случай дружеской встречи с медведем, и двинулся за десять километров от базового лагеря. Пришел на озеро, сел в траве на берегу и от усталости задремал. Вдруг, сквозь сон чувствую, на меня оцепенение нашло. Сердце, как с похмелья, останавливается, не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Открываю глаза и вижу, как на берег из воды выползает десятиметровый змей.

Господи, этих питонов я, когда еще аспирантом был, насмотрелся в Бразилии, казалось, меня удивить уже нечем. Ну, змея и змея, удав и удав. Но, когда я увидел его в сибирском исполнении, у меня волосы дыбом встали. Представляете, дружище, на меня полз змей, заросший до самых глаз шерстью. Как вы себя будете чувствовать, когда увидите, что на вас ползет волосатый телеграфный столб? Меня как будто пружиной подкинуло с места. Десять километров до лагеря, в кирзовых сапогах, я пробежал за полчаса, установив новый мировой рекорд. Никто из геологов, конечно, мне не поверил. Только рыбак-якут согласно кивал головой: «Шайтан-змея, Баран-змея». Начальник экспедиции попробовал найти объяснение этому природному феномену.

«Чудище обло, озорно, стозевно! Питон в мазуте вывалялся», — заявил он.

— А шерсть тогда откуда?

Он и тут нашел объяснение: «Сибирский питон, чтобы не замерзнуть, должен к зиме в шубе быть».

А я думаю, он в матрас шерстяной заполз погреться. Их там несколько штук валялось, разорванных. Шерсть и прилипла.

Рассказчик покрутил вертел с сочащимся жиром мясом и продолжил:

— А то, что ты, о юный друг, видел на озере, я бы отнес к инфраотряду низших змей, семейство ложноногих, подсемейство удавов, питонов. Боюсь, не получится у тебя научного открытия, раз ты утверждаешь, что это был змей! Но не будем спорить, мясо, кажется, готово. Что нам сегодня поставил на стол твой друг Фитиль? О… кажется, сегодня мы имеем на обед эволюционного кузена гуся — рогатую анхиму.

Снимая вертел с огня, мелковатый парень, сидящий к нам спиной, сказал:

— Угощайтесь, профессор!

Я удивился. Если мне память не изменяет, рогатая анхима — южноамериканский родич наших пластинчатоклювых, проще говоря, гусеобразных. Как тушка южноамериканского гуся могла оказаться на вертеле в заброшенной деревне Ближнего Севера? Непонятно? Хотя, что тут непонятного, картошку везут с Кубы, молоко и сливочное масло из Австралии, гаечные ключи из Арабских Эмиратов, должно быть, и этого гуся с экзотическим названием «рогатая анхима» привезли из Боливии или Бразилии. Наши поля зарастают бурьяном, фермы давно разграблены, пахать снова начали сохой, чему удивляться, если на столе появилась «рогатая анхима».

Молодой засуетился.

— Готово! Румяной корочкой покрылся. Подаю.

Вертел с аппетитным мясом был снят с двух рогулек и подан на импровизированный стол. Надо было уходить отсюда, взяли мы не тот след. На вертеле ясно была видна тушка большой птицы. Но, как потом оправдывался мой дружок, помутил ему разум умопомрачительный запах и название «рогатая анхима». Ему послышалось — рогатая скотина.

Не сказав ни слова, он тихо скользнул вперед. Когда я увидел, что мощный сук в его руках взметнулся вверх, то понял, что сейчас случится непоправимое. Я подался вперед и навечно запечатлел в памяти этот незабываемый момент. Тщедушный парень, разодравший на две части «рогатую анхиму», передавал лучший кусок профессору. С одной стороны, царственную особу, обладателя густого баса и львиной гривы, потчевал жареным южноамериканским гусем худосочный парень, а с другой стороны — Данила.

Как только гусь оказался в руках многознающего профессора, на его массивную голову опустился не менее массивный сук. Профессорская голова оказалась крепка как наковальня. Хрясть, и сук разломился пополам. Это и спасло второго трапезника, молодого парня, от разъяренного Данилы. Один противник без чувств распластался на земле, а над вторым с занесенным обрубком возвышался мой дружок.

— Кого есть собрались, скоты?

И тут из кустов вышел я. Увидев еще и меня, тщедушный парень побелел лицом.

— Вы, ребята, совсем ополоумели? За птицу убивать человека?

— Это ты человек? — наступал на него Данила.

Отступая, парень споткнулся. Над его головой зависла укороченная дубинка моего приятеля. Данила стал ее опускать.

— За козла ответишь!

Парень по-заячьи взвизгнул.

— Молодые люди, я здесь ни при чем. Козленка нам еще только обещали, но боюсь, его того…

— Ах, обещали говоришь? Кто обещал?

Удары дубинки так и сыпались на голову парня. Мой дружок отвел душу и наконец повернулся к импровизированному столу. На разостланной газете лежало мясо птицы, поджаренной на костре. Характерные две ноги, два крыла, шея, грудка, рядом помидоры, пучок лука, хлеб и пузатая бутылка вина. Кешкой тут и не пахло. Обмишурились. Но назад ходу не было. Профессор не подавал признаков жизни, а парень жалобно скулил. Данила задумчиво крутил в руке поджаренную ножку «рогатой анхимы», затем понюхал ее и даже надкусил. Парень воспрял духом.

— Берите все, что хотите, нам не жалко. Берите ешьте! Гусь латиноамериканский, на вертеле жаренный, — как официант в ресторане рекламировал он свое коронное блюдо. — Если надо, я закажу вам завтра отечественного гуся.

И в это время зашевелился профессор. Он поднял от земли лобастую голову и непонимающе уставился на нас.

— Дерево рухнуло на меня, Олежка? — вертя в руках надломленный сук, спросил он. Испуганный парень согласно кивнул.

— Профессор, у нас гости, с претензиями. За козла какого-то предлагают ответить. Я думаю, за Фитиля. За него мы отдуваемся.